Турок опустошил свою рюмку и снова протянул ее мне, сердечно улыбаясь нам.
— Эта ваша служанка, — он указал большим пальцем на маму, — глуповата, а? Не говорит по-гречески.
— Что он сказал? — спросила мама.
Я добросовестно перевел.
— Какой наглец! — негодующе воскликнула мама. — Право же, Марго заслуживает хорошей взбучки. Объясни ему, Джерри, кто я.
Я объяснил, и впечатление, произведенное моими словами на турка, превзошло все, на что рассчитывала мама. Вскочив с громким криком на ноги, он бросился к ней, схватил ее руки и осыпал их поцелуями. После чего, с дрожащими от полноты чувств усами, продолжая сжимать ее пальцы, уставился на мамино лицо.
— Мама, — чуть не пропел он, — матушка моего Миндального цветка…
— Что он такое говорит? — робко справилась мама.
Не успел, однако, я перевести, как турок рявкнул какое-то повеление своим женам, и они наконец-то ожили. Вскочив с подушек, все три подбежали к маме, подняли свои чадры и с великим благоговением принялись целовать ее руки.
— Сколько можно меня целовать, — выдохнула мама. — Джерри, скажи им, что это совершенно излишне.
Между тем турок, возвратив своих жен на подушки, снова повернулся к маме. Могучей рукой обнял ее за плечи, отчего она жалобно вскрикнула, и вскинул другую руку вверх в ораторском жесте.
— Разве мог я подумать, — рокотал он, созерцая мамино лицо, — разве мог я подумать, что когда-нибудь удостоюсь чести познакомиться с матушкой моего Миндального цветка!
— Что он говорит? — беспокойно допытывалась мама, заключенная в медвежьих объятиях турка.
Я перевел.
— Миндальный цветок? О чем он толкует? Этот человек ненормальный.
Я объяснил, что турецкий гость явно очарован нашей Марго и называет ее таким именем. Мои слова подтвердили самые худшие опасения мамы относительно намерений турка.
— Миндальный цветок — надо же! — негодующе молвила она. — Ну пусть только придет домой, я ей покажу Миндальный цветок!
В эту самую минуту, освеженная морским купанием, в гостиную вошла Марго в облегающем купальнике.
— О-о-о-о! — радостно воскликнула она. — Мустафа! И Лена, и Мария, и Телина! Вот чудесно!
Бросившись к Марго, турок почтительно поцеловал ее руки, а его жены окружили их обоих, выражая свой восторг приглушенными звуками.
— Мама, это Мустафа, — сообщила Марго, сияя всем лицом.
— Мы уже познакомились, — сурово отозвалась мама. — И он испортил мое новое платье, вернее, его барашек испортил. Ступай и оденься.
— Его барашек? — озадаченно сказала Марго. — Какой барашек?
— Барашек, которого он привез для своего Миндального цветка, как он тебя называет, — укоризненно ответила мама.
— Да это просто прозвище такое, — зарделась Марго. — Он вовсе не подразумевает ничего дурного.
— Знаю я этих старых развратников, — зловеще произнесла мама. — Право же, Марго, тебе следовало быть умнее.
Престарелый турок с блаженной улыбкой слушал этот диалог, переводя свои искрящиеся глаза с одного лица на другое; я же, чувствуя, что мои переводческие способности будут исчерпаны, если мама и Марго затеят спор, отворил двери столовой и впустил барашка. Он смело вошел горделивой походкой, кудрявый и черный, как грозовая туча.
— Как ты можешь! — воскликнула Марго. — Как ты смеешь оскорблять моих друзей! Никакой он не старый развратник, более порядочного старика надо поискать.
— Мне нет дела до его порядочности. — Терпению мамы пришел конец. — Ему нельзя оставаться у нас со всеми его… его… женщинами. Я не намерена кормить целый гарем.
— Великая радость слушать разговор матери и дочери, — сообщил мне турок. — Их голоса звучат, как овечьи колокольчики.
— Ты гадкая! — говорила Марго. — Гадкая! Хочешь совсем лишить меня друзей. У тебя ограниченные, мещанские взгляды!
— Разве это мещанство — быть против троеженства? — возмутилась мама.
— Это напоминает мне, — глаза турка увлажнились, — пение соловья в родной долине.
— Он не виноват, что он турок! — пронзительно кричала Марго. — Не виноват, что ему положено иметь трех жен!
— Всякий мужчина может избежать троеженства, если по-настоящему захочет, — твердо возразила мама.
— Я так понимаю, — доверительно обратился ко мне турецкий гость, — что Миндальный цветок рассказывает матушке, как весело нам было в моей долине, верно?
— Ты вечно давишь на меня, — хныкала Марго. — Что я ни сделаю, все не так.
— Беда как раз в том, что я даю тебе слишком много воли, — ответила мама. — Отпускаю тебя на несколько дней, а ты возвращаешься с этим… этим… старым распутником и его баядерами.