— При чем тут это — знакомый, незнакомый? — удивился Ларри.
— При том, что знакомые хотя бы знают, что их ожидает, — объяснила мама.
— Ожидает? — сухо повторил Ларри. — Послушать тебя, так можно подумать, что я приглашаю их в гетто или что-нибудь в этом роде.
— Да нет же, дорогой, я не в этом смысле. Просто наш дом так непохож на нормальные дома. Как я ни стараюсь, у нас почему-то все не как у людей.
— Ничего, если уж кто едет к нам погостить, пусть мирится с нами, — сказал Ларри. — И вообще, я тут ни при чем, я его не приглашал, это Марко шлет его к нам.
— Вот-вот, я об этом и говорю, — отозвалась мама. — Совершенно незнакомые люди посылают к нам совсем незнакомых людей, как будто у нас гостиница или что-то в этом роде.
— Вся беда в том, что ты необщительна, — заявил Ларри.
— Ты тоже стал бы таким, заставь тебя заниматься кухней, — возмутилась мама. — Прямо хоть отшельником становись.
— Прекрасно, как только граф уедет, делайся отшельником, если хочешь. Никто не будет тебе мешать.
— Будете приглашать такую кучу народа, так и впрямь запишусь в отшельники.
— Ну, конечно, — подхватил Ларри. — Надо только как следует организовать это дело. Лесли соорудит пещеру в оливковой роще, попросишь Марго сшить вместе несколько не слишком вонючих звериных шкур из коллекции Джерри, запасешь банку ежевики — и готово. Я буду приводить туда людей, показывать им тебя. «Вот моя матушка, — скажу я им. — Она покинула нас, чтобы вести образ жизни отшельника».
Мама сердито посмотрела на него.
— Честное слово, Ларри, ты способен вывести меня из себя, — произнесла она.
— Я собираюсь проведать малыша Леоноры, — объявила Марго. — У кого-нибудь есть поручения в деревню?
— Ах да, вспомнил, — отозвался Ларри. — Леонора просила меня быть крестным отцом ее отпрыска.
Леонорой звали дочь нашей служанки Лугареции; она приходила помогать, когда мы устраивали большие приемы, а удивительно красивая внешность снискала ей особое расположение Ларри.
— Тебя? Крестным отцом? — удивилась Марго. — Я-то думала, для крестных отцов обязательно безупречное поведение, религиозность и все такое прочее.
— Это очень мило с ее стороны, — нерешительно сказала мама. — Но все же как-то странно, правда?
— Куда страннее было бы, попроси она его быть просто отцом, — возразил Лесли.
— Лесли, милый, не говори таких вещей при Джерри даже в шутку, — взмолилась мама. — Ну и как, Ларри, ты согласишься?
— Конечно, зачем же лишать бедную крошку блага иметь такого наставника?
— Ха! — иронически воскликнула Марго. — Но уж я скажу Леоноре, что легче превратить карася в порося, чем добиться от тебя религиозности и безупречного поведения.
— Пожалуйста, говори. Если сумеешь перевести это на греческий язык.
— Я владею греческим не хуже тебя, — воинственно заявила Марго.
— Полно, мои дорогие, не ссорьтесь, — вмешалась мама. — И послушай, Лесли, не стоит чистить ружья носовыми платками, это масло потом никак не отстирывается.
— Но ведь чем-то мне надо их чистить, — надулся Лесли.
В этот момент я сообщил маме, что собираюсь сегодня исследовать побережье, мне бы взять с собой что-нибудь из еды.
— Да-да, милый, — рассеянно ответила мама. — Передай Лугареции, пусть приготовит тебе что-нибудь. Только будь осторожен, милый, на глубокую воду не заплывай. Смотри, не простудись и… остерегайся акул.
В представлении мамы любое море, даже самое мелкое и смирное, было зловещим бурным водоемом, где свирепствуют смерчи, цунами, тайфуны и водовороты, обителью гигантских кальмаров, осьминогов и свирепых саблезубых акул, для которых нет в жизни более важной цели, чем убить и сожрать кого-нибудь из ее детей. Заверив маму, что буду соблюдать величайшую осторожность, я помчался на кухню, запасся провиантом для себя и своего зверинца, собрал нужное снаряжение, свистнул собак и сбежал по откосу к пристани, где была причалена моя лодка.
«Бутл Толстогузый» — первый опыт Лесли в области судостроения — был плоскодонный и почти круглый; вместе с симпатичной расцветкой в оранжевую и белую полоску это придавало лодке сходство с пестрой целлулоидной уткой. Мое суденышко отличалось крепким сложением и дружелюбным нравом, но округлая форма и отсутствие киля делали его весьма неустойчивым; стоило разгуляться волнам, и лодка грозила опрокинуться и плыть вверх дном, что она и делала не раз в трудные минуты. Отправляясь в длительные экспедиции, я всегда брал большой запас провианта и воды на случай, если нас снесет ветром с курса и мы потерпим крушение. И я старался прижиматься к берегу, чтобы живо уйти от опасности, если на «Бутла» вдруг обрушится сирокко. Конструкция лодки не позволяла ставить высокую мачту — того и гляди опрокинешься, а крохотный, чуть шире носового платка, парус мог уловить и использовать лишь малую толику ветра, так что по большей части я продвигался на веслах. При полной команде (три пса, сова, иногда еще и голубь) и полном грузе (два десятка сосудов с морской водой и образцами) понудить лодку перемещаться по воде было нелегким испытанием для моей поясницы.