Выбрать главу

Хотя адмирал флота и не был расположен к поблажкам, но учением остался доволен и особо отличившегося старшину второй статьи Шакурова поощрил десятидневным отпуском (после похода, конечно).

Командующий провожал подводников в далекое-долгое плавание и встречал их, когда они вернулись, выполнив задание.

Об этом вспомнил капитан третьего ранга Овсянников и продолжил рассказ о своих соплавателях. Мичман Павел Афанасьевич Довгий любит и холит свою технику, у него механизмы что живые существа, а сам он человек пытливый, наблюдательный. Другой мичман, Василий Иванович Григоров, с радиоэлектроникой вполне на «ты», может собрать любой транзисторный приемник или телевизор…

За этими несколько упрощенными, бытовыми характеристиками угадывалось главное мерило человеческих доблестей на атомоходе - мастерство, в котором залог настоящих и будущих успехов экипажа.

- Интересные у вас люди. С такими, наверное, ни в каких переделках не было страшно? - заметил я, вспомнив острые ситуации, в которых оказывались наши ребята во время войны. Я ждал, что и сейчас услышу рассказы о мужестве и героизме во время океанских походов.

- Должен вас огорчить, - улыбнулся Овсянников. - Ни в какие переделки мы не попадали, и никто ничего особенного у нас не совершил. Плаваем много, уходим далеко, но все без приключений. Техника надежная. Люди - тоже…

Я смотрел на живого, энергичного, влюбленного, судя по всему, в свое дело Валентина Евгеньевича, и виделись мне знакомые черты друзей, которых уже нет. Память унесла меня на тридцать с лишком годков назад - в кают-компанию бригады подплава. Рядом - бесконечно обаятельный Иван Александрович Колышкин и всегда уравновешенный, чуть ироничный Виктор Николаевич Котельников. И, как всегда, острит, разыгрывая всех и вся, невысокий худощавый бесенок Зорька - Фисанович.

Все шутили, разыгрывали друг друга, но едва заходил разговор о деле - о минувшем походе, о предстоящем ремонте, как смолкали и шутки, и смех. Все мысли и чувства захватывало Его Величество Боевое Дело… Так было, так оно осталось и теперь. Другие корабли, другие люди, другие рубежи на их путях, но о деле - всегда серьезно, увлеченно, заинтересованно. Для моряка это, наверное, становится характернейшей чертой. И она особенно зримо проступала у Валентина Евгеньевича Овсянникова, когда он рассказывал мне о корабле, о его людях.

В пору моего пребывания на флоте вернулся из дальнего похода подводный атомоход «Ленинский комсомол» - первый советский корабль, совершивший подледный рейд к Северному полюсу. С тех пор прошло много лет. Другие люди служат на атомоходе, но по-прежнему живет на нем дух новаторства, стремления к поиску непроторенных путей в своей воистину боевой работе.

На XVII съезде комсомола сообщалось, что этот корабль с комсомольским экипажем на борту находится за десятки тысяч миль от родной земли. И вот он дома. Я не упустил возможности встретиться с подводниками за «круглым столом» в редакции газеты «На страже Заполярья». И хотя стол был совсем не круглый, а протянулся во всю длину редакторского кабинета, мы едва за ним разместились. И немудрено: кроме представителей атомохода, сюда были приглашены и моряки отличного противолодочного корабля. «Противники» в море, здесь они мирно соседствовали, охотно выдавая друг другу «секреты» своей работы.

Разговор шел исключительно заинтересованный, дружеский. И этому немало способствовало участие живого, остроумного человека, чьи фамилия и облик поразили меня. Гаджиев! Я словно бы встретил прославленного рыцаря моря, не постаревшего за три с лишним десятка лет, сохранившего неизменными и характерные черты лица, и голос, и добрую улыбку. Герой Советского Союза, командир дивизиона подводных крейсеров, совершивший одиннадцать победных боевых походов и не вернувшийся из двенадцатого, по-особому чтим здесь, на Севере. Его имя носит один из поселков и улица в Полярном и площадь в Мурманске.

Но чудес на свете не бывает. Конечно, это был не Магомед Гаджиев, а его младший брат Альберт - заместитель командира атомохода «Ленинский комсомол» по политической части. Он буквально захватил нас своими рассказами о походе, тонко, с природным юмором представляя членов экипажа в лицах…

В тот вечер мы вернулись в гостиницу «Океан» и долго сидели в номере у Гаджиева, не замечая бега времени. Сквозь шторы пробивались острые, кинжальные лучи незакатного полярного солнца. Мы продолжали разговор, начавшийся в редакции, но теперь он носил совсем дружеский, доверительный характер. Я слушал рассказы о Магомеде и остальных братьях Гаджиевых - их было пятеро, о дочери героя Галине, работающей сейчас в Ленинграде. Это о ней в поэме Александра Жарова «Керим»: «Галочка, Галина, Галюша…»

Но, конечно, больше всего Альберт говорил об эки» паже своего корабля, о том, как важно уметь мобилизовать духовные силы моряков, о социалистическом соревновании во время дальнего плавания.

- Не думайте, будто соревнование на флоте впервые родилось в наши дни, - заметил он с улыбкой. - Я сделал кое-какие раскопки и нашел, что еще адмирал Сенявин пропагандировал соревнование. Вот его слова: «Усердия в службе надо добиваться не строгостью начальников, а умением офицеров возбудить соревнование среди подчиненных». Когда это сказано! И живет по сей день. Конечно, на другой основе, с использованием других методов.

- Мы с командиром, - продолжал Альберт, - поддержали почин наших активистов - раз в неделю проводить в походе День специалиста. Сняли первые «пробы» и вынуждены были сказать: «Друзья! Вы чрезмерно увлекаетесь чисто внешней стороной серьезного дела, а до главного - практического обобщения и распространения опыта лучших специалистов у вас руки не доходят». Внесли в это дело существенные поправки, и оно пошло как надо. Конечно, традиционные ритуалы мы не стали отменять. И сейчас победителям соревнования вручается пирог или торт, их поздравляют в стихах, устраивают в их честь концерты художественной самодеятельности. Но в центре внимания теперь - не чествование «именинников», а внедрение опыта правофланговых, показательные занятия по отработке нормативов и многое другое, что так важно для повышения боевого мастерства. Да и сами передовики соревнования при таком подходе к делу полнее осознают значимость своего труда…

Пишите на созвездье Эридана…

Где только не побывал за свои двадцать лет службы на Севере Владимир Николаевич Жураковский. Его качали волны Атлантики, Средиземного моря, Индийского океана. А уж в Баренцевом море он чувствует себя как в своей квартире.

Я помню его капитан-лейтенантом, помощником командира подводной лодки. Мы познакомились, когда лодка стояла у заводского причала, ремонтировалась. Времени свободного хватало, и мы не один вечер провели в беседах о службе и еще больше о литературе. Его давно тянуло к поэзии, он пробовал писать стихи, хотя и признавал, что это не самая сильная сторона его личности.

Он тогда рассказывал мне о путях-дорогах, которые привели его на флот, а я старательно записывал. И сегодня, просматривая свои старые блокноты, нахожу в них много интересного и поучительного. Например, какой отпечаток на Жураковского и его сверстников наложило прошлое. Они учились, можно сказать, по горячим следам войны, принимая эстафету от тех, кто, подобно их командиру роты, прошел сквозь огни и воды. Ротный сражался на Малой земле под Новороссийском, там лишился руки. Вероятно, силой своего духа он покорял курсантов. Никаких особых педагогических приемов у него не было. Просто личный пример правильно жить, честно трудиться, хранить верность воинскому долгу. И то же самое было на вооружении у любимого преподавателя - бывшего командира эскадренного миноносца, о котором ходили настоящие легенды. Это он совершал в начале войны набеги на Констанцу, громил орудийным огнем вражеские позиции под Одессой, отражал звездные налеты «юнкерсов». Скромный, тактичный, он никогда не употреблял на лекциях местоимения «я», но курсанты-то знали, сколько пережитого стоит за его рассказами.