Дни летели незаметно. Прошел месяц. Большую часть времени Геннадий проводил в штурманской рубке за работой, стараясь не мельтешить перед Дорониным и вовсе не попадаться на глаза Максимову, который часто бывал на корабле.
Но это не значит, что командир корабля забыл о существовании лейтенанта Кормушенко. Когда истек срок, Доронин с утра вызвал к себе Геннадия:
- Как ваши дела?
Геннадий сказал, что по своей штурманской специальности он готов к ответу. Северный театр ему знаком. Конечно, пока теоретически, по картам и лоциям. Что же до устройства корабля, то в училище он изучал разные типы лодок, а о существовании таких вот атомоходов-гигантов не слышал. Видимо, проект был засекречен.
Доронин недовольно покачал головой:
- При чем тут училище? Вы теперь на флоте, и у вас есть возможность полазить, пощупать, узнать.
- Я ходил по кораблю, знакомился. Только, мне кажется, мало…
- Мало или много - мы сейчас узнаем. Идемте! Доронин резко поднялся и надел фуражку.
«Везет же… - подумал Геннадий. - Надо было угодить под начало такого дотошного командира».
С виноватым видом он следовал за Дорониным, думая, как бы, чего доброго, не опозориться на глазах у матросов, работающих в отсеках.
В одном из отсеков Доронин задержался и потребовал объяснить-ему схему приборов управления стрельбой. «Счастливый билет», - обрадовался Геннадий. Как раз на выпускном экзамене он вытянул эту же самую схему и ответил на пятерку. С полным знанием дела начал он показывать устройство приборов и рассказывать, как они вырабатывают данные для стрельбы и синхронно посылают их на боевые посты. С кнопок, переключателей, сигнальных лампочек он переводил взгляд на командира корабля, на его безразличное лицо и никак не мог понять, доволен он знаниями Геннадия или постоит, послушает и преподнесет какую-нибудь пилюлю…
Доронин не сделал никаких замечаний, а коротко бросил:
- Хватит! Идемте!
Они шли дальше. Доронин то и дело останавливался и требовал показать воздушные магистрали, объяснить, где, в районе каких шпангоутов расположены балластные цистерны, и многое другое…
А когда, обойдя чуть ли не весь корабль, они вернулись в штурманскую рубку, Доронин сел на стул и спокойно подытожил:
- На троечку знаете, штурман.
Не торопясь развертывал Геннадий карту северного театра, показывал фарватеры, маяки, объясняя при этом систему радионавигации. Вдруг он заметил интерес на лице командира и сразу ободрился. Уже спокойней и уверенней объяснял он характерные особенности течений в различных районах Баренцева и Карского морей, рассказывал о гидрологии морей, а в отношении ледового режима приводил новейшие данные советских дрейфующих станций.
- Довольно! - строго сказал Доронин. - Свое дело знаете много лучше…
И, точно сразу забыв об экзамене, мягко спросил:
- Кажется, адмирал Максимов с вами говорил насчет истории подледного плавания?
- Так точно, говорил.
- Ну и что вы решили?
- Я заказал в Североморске литературу и буду этим заниматься, как только освоюсь на корабле.
- Слушайте, штурман! В таком случае вам сам бог велел стать для начала нашим корабельным историком. Правда, исторический журнал у нас ведет замполит. Вы будете его правой рукой.
Геннадий обрадовался: пожалуй, это дело по нему. И смотрел, не решаясь перебить командира, увлеченного своей идеей.
- Вы понимаете, штурман, все в жизни проходит. Люди, корабли рождаются и умирают, а написанное нами остается, продолжает жить. И передается новым поколениям моряков. Уверяю вас, придет время, нас с вами вспомнят, скажут - вот они осваивали советские атомоходы, совершали далекие плавания и прочее такое…
Геннадию понравилась сама идея, но еще больше, пожалуй, удивила его восторженность командира, все время казавшегося сухарем и службистом.
- Я еще кинолюбительством увлекаюсь, - обронил Геннадий.
- Вот и отлично! Значит, вы будете писать историю и иллюстрировать фильмом собственного производства!
Доронин посмотрел на часы, встал, и его лицо опять приняло строгое выражение.
- Учтите, история историей, а по устройству корабля я вас еще погоняю…
С этими словами он вышел. Геннадий направился к столику, за которым над картами сидел Таланов.
- Поздравляю, вам здорово повезло, - сказал он с улыбкой. - С нашим командиром не так-то просто найти общий язык.
Геннадий удивился:
- Почему?
- Видите ли, он, как все службисты, терпеть не может людей нестандартных.
- Что вы имеете в виду?
- Разве вы сами не догадываетесь? - Таланов прищурился и увлеченно продолжал: - Да будет вам известно, Геннадий Даниилович, мы с вами живем в век стандартов. Я говорю не только о нашей военной системе. Нет, это, я бы сказал, более широкое явление. Стандарт командует всюду… он проник во все поры государственного управления, в быт, в технику, даже в искусство. Сегодня нужен человек, отвечающий требованиям стандарта. Преуспевают именно такие, а вундеркинды никому не нужны, они выходят из рамок… Не обольщайтесь, сегодня командир приветствует ваши начинания, а завтра скажет: «Голубчик, вы выскочили за рамки стандарта», - и повернет вас на сто восемьдесят градусов…
- Странно. Он так заинтересовался моим кинолюбительством.
- Минутное настроение… Я это на себе испытал. Не говорю о чем-то большом. Возьмите наши мелкие страстишки, увлечения. Все регламентировано… У меня дома аквариумы с рыбками. Казалось бы, безобидное занятие. Так нет, слышится критика: «Если бы у вас хоть ребятишки были, а то смешно, двое взрослых чудаков на рыбках помешались. Вы бы лучше, как все, ездили на рыбалку». Как все! Понимаете? Они стоят на страже стандарта и не допустят никаких отклонений. Или начинается подписка на газеты. Все должны выписать «Правду» и «Красную звезду». А мне достаточно «Советского спорта». Нет, такой номер не пройдет! Да. Замполит из вас кишки вытянет! Или идешь в кино - где бы дать людям развлечься, показать что-нибудь легкое, эксцентричное, так, к великому несчастью, и кино имеет свой обязательный стандарт. Вот так-то… Геннадий задумался.
- А может быть, как раз и в наш бурный век нужны люди определенного склада и направления?
- Ну что вы! - улыбнулся Таланов. - Разве нивелировка всего, в том числе и человеческой личности, была когда-нибудь явлением прогрессивным?
- Но вот вы же не обычный человек. Вы говорите вещи, которые от других не услышишь. Значит, вы, несмотря ни на что, сохранили себя и свою самобытность.
Таланов рассмеялся:
- Ошибаетесь! Я, как и все, человеко-единица в рамках принятого стандарта. Сне зависит не от меня, не от командира корабля, даже не от Максимова. Дух эпохи, веление времени…
Таланов несколько минут молчал, постукивая карандашом по столу, затем пристально взглянул на Геннадия:
- Я вижу, вы со мной не согласны?
- Да, - сознался Геннадий. - Мне как-то странно слышать такое. Выходит, в наш век человеческая личность сведена на нет. Чем же тогда объяснить поразительные успехи нашей науки и техники, постройку межпланетных кораблей, сверхскоростных самолетов, атомоходов, подобных тому, на котором мы с вами служим? Ведь все это рождается не на небесах, это плод человеческой мысли, свободной, не скованной никакими условностями…
- Ну, знаете ли, военная техника повсюду развивается независимо ни от каких условий…
Геннадий смотрел прямо в глаза Таланову, убежденный в своей правоте:
- А зодчество, литература, искусство? Откуда композитор Шостакович, скульптор Коненков, поэтесса Берггольц?
- Могу ответить то же самое. Таланты, дорогой Геннадий Даниилович, всегда были, есть и будут. Если хотите знать, это от природы, а не от общества…
- Позвольте, таланты развиваются не в безвоздушном пространстве. Им тоже нужны условия. Если нет условий, нет талантов. Так я понимаю?
- Вы говорите об одиночках, по чистой случайности выскочивших из рамок общепринятого стандарта. Только и всего!
- Почему одиночки? А возьмите художественную самодеятельность, народные театры, студии изобразительных искусств… Сколько их в нашей стране! Там не одиночки. Тысячи и тысячи приезжают в Москву на фестивали, - сказал Геннадий и посмотрел на Таланова с усмешкой.