- Ну и что ваша художественная самодеятельность? Там тоже стандарт. Везде одно и то же - песни, пляски, декламация. Не знаю, как вам, а мне давно оскомину набила…
- На ваш вкус не угодишь, товарищ капитан третьего ранга.
- Почему на мой? Я уверен, многие так считают… Таланов вдруг перешел на деловой тон:
- Ладно, подискуссировали - и хватит, а теперь давайте приниматься за работу. Сегодня вам надо выверить гирокомпас. Если пойдем в море, все должно быть в ажуре…
- Есть, будет сделано! - откликнулся Геннадий и поторопился к себе в пост.
6
Рано просыпался жилой городок подводников. Машины к кораблям уходили в семь утра, а незадолго до этого на улицах при свете фонарей, точно призраки, возникали из снежной пелены фигуры в черных шинелях.
Геннадий обрадовался, издали приметив Таланова, подошел к нему и, козырнув, весело сказал:
- Метет, товарищ капитан третьего ранга. По всем правилам Север…
- Что вы! У нас иногда за ночь снежные горы вырастают. А в общем, Север не так уж страшен. Возможно, где-то на Новой Земле затеряешься, а у нас дорогу к остановке спутать нельзя. Круглые сутки горят уличные фонари. Цивилизация…
Две яркие фары осветили толпу. Геннадий с Талановым последними вошли в автобус и устроились на заднем сиденье.
Семнадцать километров - не так уж много. Вскоре автобус плавно подошел к знакомому дому.
Процедура переодевания и выполнения всех формальностей занимала каких-нибудь десять - пятнадцать минут, И офицеры шагали к своим кораблям.
- Смотрите, какая пестрая гамма-цветов, - сказал Таланов, закинув голову вверх. - Такое можно наблюдать только у нас в Заполярье.
Геннадий присмотрелся: всходило солнце, у самого горизонта небо было темно-синее, выше к зениту оно незаметно светлело и постепенно переходило в бледно-розовый цвет. Действительно, чудеса природы! Ни одному художнику не придет на ум такое фантастическое сочетание цветов.
Они подошли к кораблю. Вслед за командиром боевой части Геннадий спустился в центральный пост, и первым, кого он увидел, был мичман Пчелка-Дубовик.
Стоя смирно, комкая в руках ветошь, он рапортовал Таланову, а затем, словно желая подчеркнуть свое уважительное отношение к Кормушенко, произнес громко и раскатисто:
- Здравия желаю, товарищ лейтенант! Як здоровья, товарищ лейтенант?
Геннадия трогали участие, забота и больше всего подкупала интеллигентность этого добродушного, круглолицего, улыбчивого человека. В отличие от многих боцманов, какие встречались на кораблях во время практики, мичман Дубовик не «кипел», не пускал в ход крепкие выражения, держался солидно, с достоинством.
По утрам Геннадий с удовольствием наблюдал, как мичман, облачившись в комбинезон, командовал: «Дать давление гидравлики!» - и начинал проверку рулевого хозяйства.
Не так сложились отношения у Геннадия с другим подчиненным - старшиной команды штурманских электриков Василием Голубевым. Он всегда скрытный, замкнутый, нелюдимый. Будто ко всем, в том числе и к Геннадию, относится с подозрением…
Хотя Геннадий знал, почему так происходит, но от этого не легче, большую часть времени быть рядом с человеком и ничего от него не услышать, кроме служебных разговоров… Отчасти Геннадий винил себя, свою неопытность, нет у него подхода к людям, нужно обладать какими-то качествами, чтобы человек проникся доверием, а он прямо в лоб спрашивает: «Ну как жизнь?» И Голубев так же отвечает: «Ничего, живем нормально».
Однажды Геннадий обратился за советом к Пчелке и услышал, что ничего в таких случаях не надо делать.
- Пройдет время, и все образуется. Он привыкнет к вам, вы к нему. Через годик не узнаете Васю Голубева.
«Год - слишком долгий срок. Хорошо бы побыстрее», - подумал Геннадий. На службу он не сетовал. Через несколько месяцев после прихода на корабль стать полным хозяином штурманского комплекса - это немало. А все он, Таланов, со своими причудами, странностями… Одно хорошо: ни во что не вмешивается, не сует всюду нос, не нервирует… Обычно, придя утром на корабль, выслушивает доклады подчиненных, как будто думая о чем-то другом, но в ходе разговора умеет схватить главное, даст указания, затем отпускает всех, в виде напутствия повторяя одну и ту же любимую фразу: «Давайте действуйте! Время деньги, а денег нет», - и больше не мельтешит перед глазами.
. Геннадия не давит командирская опека, он принимает это с благодарностью, как знак особого доверия, и думает только о том, как бы не подвести Таланова.
Еще накануне командир корабля предупредил: скоро пойдем на зачетную стрельбу. А это - самое важное.
Первый раз Геннадий будет свидетелем ракетного удара по неподвижной цели. А пока надо все трижды проверить, исключить какую-либо случайность.
Геннадий привычно вошел в помещение боевого поста. Голубев, возившийся у основания прибора, поднял голову, вскочил и наспех вытер руки ветошью.
- Товарищ лейтенант, произвожу чистку блока датчиков, - доложил он и замер, вытянув руки, как всегда пугливый и настороженный.
Геннадий поздоровался.
- Ну как дела?
- В порядке, товарищ лейтенант. Лично проверил.
- Давай посмотрим.
Геннадий за короткое время службы выработал золотое правило: «Свой глаз - алмаз». Все прощупает своими руками… Он нажал рычажок «питание», вспыхнули сигнальные лампочки счетно-решающих приборов, послышался мягкий шелестящий шум работающих механизмов. Вместе со штурманскими электриками он проверял навигационный комплекс, недавно установленный заводской бригадой. Длилось это не час и не два… Весь день. Геннадий забыл обо всем на свете и даже о том, что рядом стоит Василий и надо бы с ним переброситься живым словом. Сам Голубев не решался напомнить о себе.
«Оба офицеры, а какие разные, - думал он, сравнивая Кормушенко и Таланова. - Этот все может сделать, а тот - книжный человек. Аппетит большой, любит красивую жизнь. На чужих трудах в рай едет…»
Вспомнился ему недавний случай. Таланов купил телевизионный комбайн «Беларусь». Казалось бы, чего больше - тут и телевизор, и радиоприемник, и проигрыватель. Так нет, пришло в голову придать ему «художественное оформление»: пусть телевизионная антенна возвышается в виде маяка. Где ее такую достать? Тут он и вспомнил о Голубеве. Вспомнил потому, что Василий сам сконструировал радиоприемник с телевизором. Таланов позвал его к себе: вот, полюбуйся моей покупкой и построй антенну-маяк.
«У всех офицеров антенны куплены в магазине за десятку и видимость отличная», - заикнулся было Василий. А он и слушать не хочет. «Пусть у всех будет покупная, а ты сам сделай». Спорить бесполезно. Василий пошел на берег, раздобыл журналы. Там множество вариантов антенн. Есть схемы, страшно поглядеть - еж с колючками. За «ежа»-то и ухватился Таланов. «Такую мне и сделай. Мы с женой хотим смотреть Норвегию». Много вечеров сидел Василий и мастерил маяк и замысловатую антенну; один тросик сплести чего стоит… Привез, установил. Появилась на экране сетка для настройки. Все как полагается, а хозяина не устраивает: «Вот этих квадратиков сбоку почти не видно… Давай сделай яснее…» - «Это же сетка, товарищ командир», - объясняет Василий. А он сердится: «Вот ты добейся, чтобы каждая точка на ней была отчетливо видна». Пришлось переделывать антенну, убить еще несколько вечеров, и все оказалось бесполезным: изображение четкое, а эти проклятые квадратики по краям так и не прояснились…
Геннадий устал, прервал работу, сел и задумался.
- Василий, новая техника требует больше внимания. В инструкцию по обслуживанию приборов придется кое-что добавить…
- Ваше дело, товарищ лейтенант.
- Нет, дело общее, я хочу знать твое мнение.
- Оно, может, и надо. А народу у нас - минимум.
- Тяжело будет - я помогу.
- Ну, с вами другое дело…
До ухода в жилой городок последнего рейсового автобуса оставалось сорок минут… Геннадий надел китель и поднялся к Таланову доложить, что новая техника, недавно поступившая с завода и установленная на корабле, требует большего ухода. Старые инструкции уже не годятся, их придется основательно переделать. Но не успел он и слова проронить, как Таланов протянул ему листки «Извещения мореплавателям».