А жена, к его удивлению, сразу же деловито стала готовиться к отъезду.
- Костя, я постригусь, - заявила она. - Ведь мы едем на Север… Зачем мне такая тяжесть?
Она вынимала шпильки, трясла головой, и роскошные светло-каштановые волосы обнимали ее плечи, спину. Душенов помахал пальцами у носа жены:
- Только посмей!
Она лукаво улыбнулась и не спешила собрать волосы в пучок.
К вечеру второго дня квартиру захламили чемоданы, тюки, коробки.
- А книги, книги еще не упакованы! - восклицала она. - Как же там без книг?
Душенов с грустной улыбкой поглядывал на оживленную, хлопочущую жену.
И Юрка, сын, от радости не ходил, а летал. Начитался Жюля Верна и мечтал следовать по ледяной пустыне к полюсу за капитаном Гаттерасом, доктором Клаубони. Он таинственно шептался о чем-то с мальчиками, что-то такое записывал в школьную тетрадку и обещал, когда приедет на Север, исследовать, выяснить, сообщить «подробности письмом»…
Душенов последний раз затянулся, потом сунул папиросу в выдвижную пепельницу, ввинченную возле окна, и вошел в купе. Жена в пестром халате, в косынке, под которой горой возвышалась прическа, лежала на нижней полке. Юрка в новой пижамной куртке, топорщившейся на нем мешком, сидел у матери в ногах и читал вслух:
«…Шандон и его товарищи напрасно искали удобный для судна проход. Пройдя три мили, они без труда поднялись на ледяную гору высотой около трехсот футов. Взору их предстала безотрадная картина: хаос льдов напоминал развалины какого-то гигантского города с поверженными обелисками, с опрокинутыми башнями и руинами дворцов…»
Не отрывая глаз от книги, сын сказал:
- Папка, садись и слушай!
Жена с готовностью отодвинулась к стенке. Душенов потянулся к термосу с кофе, но жена тут же накрыла ладонью его руку:
- Не надо, Костя. Опять ведь до утра не уснешь. Ладонь у нее была холодная.
- Замерзла? - спросил он, радуясь ее улыбке.
- Нет, мне тепло. Приляг, отдохни.
Душенов расстегнул воротник кителя, и сразу как-то легко стало дышать. Только сейчас понял, что ему мешал тугой воротник. Снял китель, лег на свою полку. Показалось, что полка дрогнула и прогнулась под его грузным телом. Голова коснулась холодной жесткой подушки. Простыня была пропитана запахом хозяйственного мыла. Непривычно. Вспомнилась широкая кровать, приятно пахнущее белье: жена, стирая простыни и наволочки, специально для запаха бросала в бак с кипящим бельем кусочки туалетного мыла.
Душенов закрыл глаза. Под боком у него мерно отстукивали колеса: так-так, так… А на стыках рельс добавлялся еще легкий щелчок.
Юрка читал:
«…Насколько хватало глаз, море всюду было сковано льдом. Внезапно масса льдов, до тех пор неподвижных, раскололась на части и пришла в движение; вскоре айсберги нагрянули со всех сторон, и бриг очутился среди плавучих гор, грозивших его раздавить…»
- Пап, а мы увидим айсберги?
Душенов притворился спящим. Мать сказала:
- Папа уснул, сынок. Читай потише.
«…Управлять кораблем стало настолько трудно, что, у штурвала поставили Гарри, лучшего рулевого. Ледяные горы, казалось, немедленно смыкались за бригом. Они начинали прорываться через этот лабиринт льдов…»
Душенов слушал рассеянно, думая совсем о другом: идея создания на Севере большого флота представлялась мудрой и заманчивой. Но ведь там до последнего времени командовал флотилией Захар, его товарищ. Они вместе учились в академии, дружили семьями. Теперь получалось не совсем удобно: Захар должен уступить место ему, Душенову. Давно поговаривали, будто у Захара дела неважные. Но Душенов не очень-то этому верил. И только когда пришло известие, что Душенову придется принимать флотилию, он понял: не все, что болтали о Захаре, вранье. И первый раз серьезно задумался. «Ах, Захар, Захар!…»
Юрка как будто повысил голос:
«…Вдруг раздался страшный грохот. Водяной смерч хлынул на палубу брига, приподнятого громадной волной. У всех вырвался крик ужаса; между тем Гарри, стоя у руля, держал бриг в нужном направлении, хотя «Форвард» швыряло из стороны в сторону…»
Душенов улыбнулся. Так они часто, жена Леля и Юрка, читают вслух по очереди. Как они похожи друг на друга! Два человека как один, будто частица самого Душенова, неотделимая, родная частица.
Мысли опять переключились на Захара. Как-то они завтра встретятся? Поймет ли его Захар? Не обидится ли?
Он засыпал, и чудились ему огромные ледяные горы, сжимавшие судно капитана Гаттераса. Через пробоины хлынул поток воды. И в этом потоке отчаянно барахтался Захар. Душенов порывался прийти ему на помощь, но не мог сдвинуться с места, будто прирос к палубе.
- Папа! Скоро Мурманск! - услышал он Юркин голос и, открыв глаза, увидел сына в новой вельветовой курточке с острыми складками на рукавах. Леля, смочив ладони, потерла рукава, но складки не распрямлялись.
Душенов сейчас видел жену такой, какой она ему нравилась: свежей, румяной, в голубом халате, с туго заплетенной золотистой косой, небрежно свисавшей через плечо, подобно ожерелью. Она наклонилась к нему, коснулась губами щеки. От нее пахло незнакомыми духами.
- С добрым утром!
- С добрым! - откликнулся он и, лежа сделав несколько резких движений руками, поднялся.
За окном вагона мелькал скупой северный пейзаж. Бесконечные гряды рыжих сопок, тощие низкорослые березки, хилый кустарник. Невольно вспомнилась густая субтропическая зелень Черноморского побережья. Правда, небо здесь было похоже на севастопольское - такое же синее, только более холодного тона, как будто в синеву добавили молока.
- Юра, взгляни-ка, это старинный поморский поселок Кола.
- Где, где?… - мальчик вырвался из рук матери, прильнул к окну.
Мимо плыли почерневшие бревенчатые избы и множество сетей, растянутых на деревянных кольях. Поезд приближался к Мурманску. Встречали нового командующего скромно. На дощатом перроне стояли всего трое моряков. Среди них выделялся невысокий квадратный человек. Юрка крикнул:
- Папка! Смотри, дядя Захар!
Душенов узнал старого друга. И опять защемило сердце…
Поезд остановился. В распахнутую дверь вагона влетел запах паровозного дыма. Юрка ладонью помахал у своего носа и засмеялся. Душенов вышел на перрон, мучительно подыскивая слова, которые должны быть сейчас сказаны. Но Захар опередил его:
- Здравствуй, Константин Иванович!
Душенов ощутил большую мясистую руку, почувствовал тяжелое нездоровое дыхание друга, и ему снова стало неловко. Он крепко обнял Захара и дольше, чем следовало, задержал руки на его плечах.
Юрка еле дождался своей очереди, бесцеремонно повис на шее у дяди Захара.
- Вырос-то как! - восхитился Захар и, улыбнувшись Леле, поцеловал ей руку.
Юрка вертел головой, цепко схватывая взглядом вокзальный пейзаж: невысокое одноэтажное здание, уходящее в синеву, сплетения рельс, водонапорную башню, маневровый паровозик под белым облаком дыма, семафор, похожий на огромный штатив фотоаппарата…
- Как штатив! - воскликнул Юрка. Душенов не понял сына, зато Леля рассмеялась:
- Действительно!
- Располнел, Захар, - сказал Душенов шагавшему рядом товарищу. - Не узнать…
- Люди от неприятностей худеют, а у меня наоборот, - нарочито бодрым тоном отозвался Захар, но Душенов все понял и сказал в раздумье:
- Да, неприятности, неприятности… От них никуда не денешься: всюду нашего брата находят. Чем больше начальник, тем больше неприятностей. Таков, брат, неписаный закон, и ничего не поделаешь.
У папиросного ларька, из окна которого выглядывало девичье курносое лицо, стояла машина. Захар распахнул дверцу перед гостями:
- Прошу!
На потертом сиденье разместились с трудом. Юрка уселся на коленях отца, шепнул в ухо:
- «Антилопа-Гну», сейчас развалится…
И смутился, встретясь со смеющимся взглядом дяди Захара.
Машина неожиданно легко, плавно взяла разбег и понеслась, мягко притормаживая на перекрестках.