Быстров согласился:
- Пленные в Испании так и говорили: покончим здесь, а потом на восток.
Флагман поднялся, глянул в окно, о чем-то задумался; вернувшись, сел в кресло и медленно произнес:
- Не кажется ли вам, товарищ Быстров, что мы можем кое-что взять из испанского опыта?
- Очень многое. Взаимодействие флота с авиацией, оперативные готовности…
- Вам надо хорошенько об этом подумать и дать свои соображения.
Взяв в руки личное дело Быстрова, лежавшее на столе, флагман перелистывал страницу за страницей, вдруг остановился и поднял глаза на Быстрова:
- Хотели бы остаться в штабе флота или на корабль?
- Конечно, на корабль!
- Такое решение мне нравится. Определенно нравится! - с удовольствием повторил флагман и тут же сник, задумался, рассуждал как бы про себя: - Правда, должность командира корабля пока предложить не могу, а старпомом вас поставить вроде неудобно.
Он смотрел на Быстрова вопросительно.
- Почему неудобно?! Очень даже удобно… Послужу и старпомом. Дальше будет видно.
- В таком случае быть посему! - Флагман поднялся и очень уважительно пожал ему руку…
- На кораблях всегда интереснее, чем в штабе… Тем более сейчас… У стенки не стоим. Плаваем. Не зря флотом стали называться. Северным флотом! - весомо подчеркнул он, подвел Быстрова к карте, занимавшей почти всю стену, провел ладонью по синеве от Мурманска к Карскому морю, Новой Земле и дальше, к самому Северному полюсу. - Вот каков наш морской театр. Видите? Глазами не охватишь. А уж условия… Только у нас и оморячиться. Северный театр особый. В случае войны горячо придется. Правда, покамест мы бедны. Да, да, бедны, - повторил он. - Мало кораблей. Особенно подводных лодок. Морская авиация в зародыше. Надо строить и строить. Программа намечена большая. Не знаю, успеем ли?
Слушая увлеченный рассказ командующего, можно было понять, что жизнь флота - это его жизнь…
- Служить вам на эсминце, - продолжал он. - Командир там капитан второго ранга Говорков, отличный человек. Со старшим помощником ему не повезло. Грубиян, матерщинник попался. Такому нельзя доверять воспитание. Готовить флот к войне - прежде всего готовить людей. Они должны понимать нас без окриков и понуканий. Старпом, сами знаете, главный двигатель корабельной службы. Значит, пока вы старший помощник командира, а дальше посмотрим. Флот у нас молодой, народ дружный. Люди с боевым опытом нужны.
Он глубоко затянулся и не спеша выпустил клубы дыма.
В кабинет бесшумно вошел адъютант и доложил:
- К вам инспектор из Москвы.
- Просите.
И он снова протянул руку Быстрову, давая понять, что визит окончен.
- Так вам ясно, - служить на эсминце старшим помощником командира. А дальше посмотрим…
Быстров вышел из кабинета в добром настроении. Спускаясь по ступеням гранитной лестницы, он слушал глухое эхо своих шагов. Ярко светило солнце. Безбрежная синева неба и длинные гряды невысоких сопок отражались в зеркале вод Екатерининской гавани. Не верилось, что это и есть Заполярье. Картина, открывавшаяся его взору, напоминала горное озеро где-то в швейцарских Альпах…
Доверие
Холодное полярное солнце заглянуло в окна домика командующего. Жена Душенова долго лежала неподвижно, нежась под косыми лучами, потом откинула одеяло, просунула ноги в теплые комнатные туфли и проскользнула в столовую. На диване, раскинувшись, безмятежно спал Юрка. Она задержалась, прислушиваясь к его дыханию, укрыла длинные мальчишеские ноги. Взгляд ее скольнул по фотографиям, висевшим над диваном. Совсем еще молодой Костя стоит во весь рост в матросской форме, опоясанный пулеметными лентами. Таким она увидела своего будущего мужа в Петрограде в глухую октябрьскую ночь 1917 года, когда он был избран секретарем судового комитета «Авроры». Ее отец - рабочий Балтийского завода, вместе с матросским патрулем обходил улицы Васильевского острова. Леля принесла ему в комендатуру хлеба и печеной картошки. Робко поставив корзинку на стол, собиралась уходить. Но длинный белокурый матрос удержал ее за руку: «Погоди, не торопись, поешь вместе с нами».
Леля поспешила снять платок, чтобы отец не отослал ее домой, и села к столу. Две толстые светло-русые косы упали на спину. Душенов восхищенно охнул. После отец посмеивался над ней: «Ты неспроста сняла платок, решила задурить голову матросу». И правда, в тот раз он не столько был занят едой, сколько рассматривал девушку. Так они и познакомились. Костя зачастил в деревянный домик на Гаванской улице.
С тех пор они неразлучны. Вместе скитались по Южному фронту, жили в Баку, Севастополе, Одессе и наконец вернулись в Ленинград. Но, увы, ненадолго - пока Костя учился в Военно-морской академии. И снова в путь-дорогу, по флотам, по далеким необжитым районам, везде, где только создавались новые военно-морские базы. Работали на субботниках, мерзли в нетопленных домах, болели цингой. Все было, через все прошли…
Как бы поздно ни возвращался Душенов, Леля не спит, ждет, греет чай. Стоит ей только взглянуть в глаза мужу - она уже знает, как он прожил день и что у него на душе.
Сегодня ей хотелось создать в доме обстановку небольшой торжественности. Она испекла пироги и, плотно укрыв их, включила радио. Дом наполнился звуками песен. Это не было в диковинку, каждый революционный праздник - а их не мало в году - в Полярном не переставая звучала музыка и песни. Правда, праздников, как этот, еще не бывало во всей стране, и особенно в семье Душеновых. Шутка ли сказать: первые выборы в Верховный Совет СССР! И отец семейства выдвинут в депутаты!
Присев на кровать, Леля потрепала густую шевелюру мужа:
- Вставай, товарищ кандидат. Люди там голосуют, а он спит, сурок.
Душенов открыл глаза, недовольно поморщился: лицо его было бледным, глаза смотрели болезненно. Леля встревожилась:
- Что с тобой, Костя?
- Плохо спалось - только и всего. - Душенов погладил руку жены, и она успокоилась.
- Ну еще бы, такой день…
Если бы знала она, что причиной его возбужденного состояния был вовсе не этот день, такой счастливый в его жизни. Душенов редко посвящал жену в свои служебные дела. Слишком мало времени оставалось у них на семейные разговоры. В Москве, в Наркомате обороны, работали до двух-трех ночи, вот и здесь, на Севере, приходилось сидеть у телефона, ожидая звонков от начальства. К утру, усталый, он возвращался домой, а в девять утра надо было спешить обратно в штаб флота, на корабли, на строительство…
Не расскажешь жене, как вчера на Военном совете обсуждали план боевой подготовки. И опять всплыл вопрос о подводном флоте. Душенов ведет непрерывную войну с московским начальством, чтобы с Балтики перегнали на Север пару бригад подводных лодок. Там закрытый морской театр, а здесь океанские просторы. С подводным флотом мы станем во много раз сильнее…
- Господи, Костя, помнишь, мать рассказывала, как ты стекло в школе разбил из рогатки? Если бы кто-нибудь наперед знал, что это отличился будущий депутат Верховного Совета! - восторженно проговорила Леля.
Душенов кивнул, думая совсем о другом: «Придется еще раз обратиться к наркому обороны. Не выйдет - буду писать в ЦК».
- Ну, посмотри на меня. Почему ты такой серьезный? Тебя не может страшить ответственность. Ты всегда жил для людей.
Душенов отбросил одеяло, хотел встать, но Леля повелительно сказала:
- Ни с места! Ты у нас сегодня именинник!
Она выбежала на кухню и вернулась в каком-то невообразимо пестром фартучке и такой же косынке с торчавшими кончиками, пододвинула к кровати стол, сдернула салфетку, закрывавшую пахучую гору сластей, и игриво поклонилась:
- Прошу отведать!
На столе были великолепные пироги: и круглые, и продолговатые, и какие-то замысловатые крендели, и жаворонки специально для Юрки.
Леля, довольная похвалой мужа, оживленно объяснила:
- С капустой - по Шурочкиному рецепту, а с рисом и треской - по собственному. Съешь этот… слоеный, пальчики оближешь.