Тральщику Зайцева, чтобы оказаться слева концевым, прежде требовалось произвести сложное маневрирование.
- Лево руля, курс сорок пять! Рулевой тотчас ответил:
- Начали поворот.
Через две минуты он доложил:
- На румбе сорок пять!
Зайцев впервые видел такую картину построения конвоя и неотрывно следил за тем, как флагман отделился от остальных кораблей и скоро занял место в голове колонны.
Два маленьких катерных тральщика, сопровождавшие транспорты до точки рандеву, повернули обратно и скрылись, возвращаясь в базу.
Тщеславие мучило Трофимова, подтачивало его когда-то деятельную натуру. Он отлично видел все просчеты Зайцева на первых шагах командования кораблем, потому что сам был неглупым, знающим офицером и к тому же обладал боевым опытом. Он мог бы стать правой рукой командира, но не захотел. «Никто еще не въезжал в рай на моей шее - не тот случай». Если к нему Максимов относился равнодушно, то к Зайцеву, это от Трофимова не ускользнуло, - откровенно неприязненно, значит, при случае постарается отомстить, и тогда… Он решил быть тенью и эхом Зайцева. И не больше! Выжидание входило в его планы: он выбрал то, что удобно и спокойно.
Подошел Зайцев, и Трофимов съежился, как будто командир мог отгадать его мысли. Зайцев весело сказал:
- Теперь-то уж недалеко, немного осталось.
- Безусловно, все должно быть хорошо, - с готовностью подхватил Трофимов. Сам же посмотрел на обложенное тучами небо, прислушался к свирепым ударам волн о борт корабля и подумал: «Как дойдем, это еще бабушка надвое сказала».
Впереди неожиданно полыхнуло, прозвучал отдаленный раскат, похожий на весеннюю грозу, и шапка огня взлетела над морем, озарив темную воду, транспорты, ослепив всех находящихся на палубе.
Зайцев растерянно смотрел вперед.
- Товарищ командир, взрыв на головном тральщике! - как-то неестественно громко прокричал Шувалов, но Трофимов оборвал его:
- Без вас видим, старшина!
Огоньки быстро гасли и исчезали во мраке, а это означало, что останки тральщика погружались в море.
Не успел затихнуть на мостике шум голосов, как опять сверкнуло багровое пламя. Теперь головной транспорт охватило огнем, и в зареве пожара ясно виделось, как мечутся по палубе люди. Пар с шумом вырывался из кочегарки, доносились глухие удары: взрывались котлы. Транспорт еще держался на плаву, его разворачивало и несло в сторону.
Шувалов докладывал, но его никто не слышал, слова казались совсем ненужными, потому что все находившиеся на мостике сами видели страшную картину.
С трудом овладев собой, Зайцев сделал попытку подать команду, но получилось неясно и сдавленно.
В отсветах пожарища его лицо казалось высеченным из красноватого камня, и только блеск глаз и голос, более твердый, чем всегда, выдавали возбуждение.
«На помощь погибающим!» - решил он, и корабль властно рванулся вперед. «Немецкие лодки», - в следующую минуту подумал Зайцев и отдал команду готовиться к атаке. К нему приблизился Трофимов и вразумляюще сказал:
- Гидроакустик никаких лодок не обнаружил. Минное поле, товарищ командир. Мы на минном поле! Надо уходить и уводить транспорт. А то все пойдем ко дну,
Зайцев подумал: «Да, положение опасное».
Теперь он не сомневался: минное поле! Опасность грозит тральщику и транспорту с зимовщиками. Он перевел ручку телеграфа на «малый ход» и уже готов был принять нокое решение, но что-то его сдерживало.
Он вопросительно смотрел на Трофимова:
- А как же с людьми? Кто их будет спасать? Трофимов покрутил усы.
- Ну, мы придем туда только сыграть похоронную. А уцелевший транспорт? А боевое задание? Война - не время для сантиментов. Учтите, мины ничего не соображают, им все равно кого взрывать: нас, транспорт или Максимова.
Зайцев побоялся взять ответственность на себя. Как раз в тот момент, когда потребовалось действовать решительно, отбросив прочь всякие сомнения, он заколебался. Сощурившись, глядел вперед и думал о людях, которых постигло бедствие. По рассказам он знал, что человек, оказавшийся в этом студеном море, долго не продержится, окоченеет.
- Идите вниз, - строго сказал он Трофимову. - Прикажите боцману срочно приготовить к спуску на воду шлюпки с сигнальными фонарями, плашкоуты и пробковые матрасы. Одним словом, все спасательные средства на воду!
Трофимов замялся:
- Товарищ командир… А вдруг мы сами на мину нарвемся? Кто нас тогда выручит?
. Зайцев нахмурился:
- У них беда стряслась, а вы тут гнилую философию разводите! Действуйте, как я сказал.
Решительный тон Зайцева не допускал возражений. Помощник исчез и спустя короткое время снова появился на мостике.
- Товарищ командир! Спасательные средства к спуску готовы!
Зайцев повернул ручку машинного телеграфа на «самый малый» и приказал на ходу приступить к спуску спасательных средств. Снизу донесся грубый голос боцмана:
- Травить тали!
Шлюпки оторвались от корабля, прошуршали днищем по воде и замаячили среди густой темноты одинокими белыми огоньками.
А там вдали, едва держась над водой, задыхался в агонии транспорт. Шапки огня вырывались изнутри, над морем на несколько мгновений вспыхивало бурое зарево. Минуты жизни транспорта были сочтены, и, быть может, поэтому он вдруг разразился долгими тоскливыми гудками: у-у-у… Будто умирающий человек, в последний раз взывал о помощи.
Скоро все затихло, оранжевая полоса слилась с водой, и остался лишь глухой шум дизелей тральщика, плеск волн за бортом и чавканье транспорта, двигавшегося в отдалении без огней.
Зайцев подумал, что уцелевший тральщик, вероятно, сейчас стопорит ход, спускает шлюпки, спасает людей. Правильное ли решение принял он, Зайцев? Имел ли он право оставить потерпевших бедствие на минном поле? Но ведь даже корабельный устав обязывает командира действовать в таких случаях по своему усмотрению. Что пользы от того, что он пошел бы дальше, в самую гущу минного поля? Подорвался бы сам и погубил оставшийся транспорт с людьми. Только и всего! А сейчас приведет транспорт в ближайшую базу, и ему наверняка скажут спасибо. Тем более - Максимова больше нет, а никому другому не придет вздорная мысль пришить какое-нибудь обвинение.
- Шувалов! Передайте на уцелевший транспорт команду: поворот на обратный курс.
Шувалов даже покачнулся от неожиданности.
- А кто же будет спасать наших? Там же люди гибнут, товарищ командир!
- Выполняйте приказание!
Шувалов в сердцах схватился за ратьер и, нажимая на ручку, давал проблески, вызывал транспорт, идущий как ни в чем не бывало прежним курсом.
С транспорта долго не отвечали. Шувалов снова и снова нервно нажимал на ручку, прекрасно понимая, что время уходит.
Трофимов нервничал:
- Ну что там? Какого черта возитесь?
Шувалов ничего не ответил, только чаще заработал ратьером. Ему бы сейчас быть рядом с комдивом, он спас бы его непременно, вызволил бы! Злые, бессильные слезы застилали ему глаза.
Наконец на ходовом мостике транспорта замигали огоньки.
- Товарищ командир! Сигнал приняли, начинают поворот, - доложил Шувалов. Ему все еще виделось густое оранжевое пятно, вспыхнувшее и тут же погасшее в том месте, где шел тральщик Максимова, и слышались предсмертные гудки транспорта.
Зайцев подошел к рации и передал на уцелевший тральщик: «Ухожу вместе с транспортом. Спасайте людей». На радиограмму ответа не последовало.
Зайцев дышал на шею радиста и настойчиво требовал:
- Добивайтесь связи! Добивайтесь!
Вернувшись на мостик, он занял свое место и прислушался к разговору, происходившему между Шуваловым и его напарником:
- Вась, а Вась, что произошло-то, а?
- Сам небось видел.
- Видел, да не понял.
- Наши подорвались.
- Как это подорвались?
- На немецких минах, - терпеливо объяснял Шувалов. - В сорок первом на Балтике мы уходили из Таллина и точь-в-точь так же на минах подрывались.
- Вась, а Вась, им шлюпки пригодятся?
- Отстань!…
Зайцев продолжал мучительно думать: почему же не отвечают с тральщика? Рация не в порядке? Или они тоже погибли? Но ведь третьего взрыва не было. И опять его терзали сомнения: имел ли он право оставить /Максимова без помощи? Хотя, впрочем, откуда ему знать, что с ними случилось.