Небольшой круг особо доверенных лиц в секретном порядке работал над составлением плана эмбаркации. Однако все тайное становится явным.
- Вам не кажется, что, если в Москве узнают, чем вы тут занимаетесь, вас по головке не погладят?! - сказал один из высокопоставленных чинов, не подчиненных флоту.
- Нет, не кажется, - решительно заявил Трибуц. - Я командующий, отвечаю за флот, моя обязанность предвидеть назревающие события и упреждать их.
- Рискованно… - покачал тот головой. - Вас могут обвинить в паникерстве со всеми вытекающими последствиями.
- Ну что ж, обвинят так обвинят. Гораздо печальнее, если мы будем бездействовать и потеряем боевое ядро флота…
И он оказался прав: командный пункт флота находился уже в землянке Минной гавани, когда пришел приказ Ставки Верховного Главнокомандования - войскам, сражавшимся под Таллином, и Краснознаменному Балтийскому флоту отойти в Кронштадт и Ленинград. Решали часы и даже минуты. Благо план эвакуации был уже составлен. Оставалось задержать противника у стен Таллина и обеспечить погрузку войск.
Помню, для прикрытия отступающих войск в бой идут наши последние резервы - курсанты Военно-морского училища имени Фрунзе. Они выстроились поодаль от пирса. В. Ф. Трибун обращается к ним с короткой напутственной речью, его слова заглушают рев орудий, взрывы бомб и снарядов. «За землю Советскую, за родное Балтийское море «ура!» - провозгласил командующий, и ему отвечают троекратным «ура!». Чеканя шаг, безупречно выдерживая равнение, курсанты проходят и скрываются за портовыми зданиями. С парада - в бой!
Обстановка усложнялась с каждым часом. Корабли и батареи береговой обороны продолжали оказывать поддержку нашим войскам, ведя огонь по скоплениям немецкой пехоты и узлам дорог. Но слишком велико было превосходство противника в силах и технике. Подтянув резервы, немцы заняли несколько господствующих высот и вели прицельный огонь по рейду и кораблям. В эту пору последний раз в Таллине заседал Военный совет флота. Начальник штаба флота Ю. А. Пантелеев, с присущей ему четкостью, доложил обстановку на море. С севера нависают финские шхеры, южное побережье «оседлали» немцы, установив там дальнобойную артиллерию и собрав на аэродромах огромную массу авиации - пикирующих бомбардировщиков и истребителей. Но главный враг - мины! Для проводки двухсот кораблей и транспортов нужно было иметь, по крайней мере, сто тральщиков. А было два десятка. Подобный переход немыслим так же без прикрытия с воздуха. Но и это исключалось, поскольку ближайшие аэродромы были заняты противником, а из окрестностей Ленинграда наши истребители даже с дополнительными бачками «не дотянут»…
В. Ф. Трибуц, в меру своих сил, старался внешне сохранить спокойствие, хотя, как говорится, кошки скребли на сердце. Он отметил, что главное теперь - обеспечить планомерный организованный отход войск, пресекать панику; он объявил сроки отхода с позиций, методы прикрытия отходящих войск и время и места посадки на транспорты.
В последний момент появлялись все новые, неожиданные дела и заботы.
- Товарищ Трибуц, вам придется принять ценности и документы Госбанка. Груз важный, ответственный! Не знаю, где вы его разместите, но мы вам можем доверить. И только вам! - с такими словами обратился к командующему глава правительства Эстонской республики Иоганнес Лауристин.
Трибуц был немало озадачен, каким образом отправить этот груз, где для него самое надежное место? Ведь все корабли и транспорты подвергались одинаковой опасности. И все же место было найдено на крейсере «Киров». Ценный груз был эвакуирован и в 1944 году возвращен обратно в Таллин.
Пока шла погрузка войск и транспорты выходили из гаваней, пока корабли вели артиллерийскую дуэль с противником, все это время В. Ф. Трибуц находился на КП в землянке Минной гавани, принимал донесения, отдавал приказания, и только 28 августа на рассвете к борту «Кирова» подошло посыльное судно с членами Военного совета. Командующий и член Военного совета дивизионный комиссар Н. К. Смирнов поднялись на ходовой мостик, а за ними пронесли укрытое в чехле святая святых - знамя Краснознаменного Балтийского флота - первую награду Советского правительства, которой флот удостоился еще в 1928 году.
Высокий, чуть полноватый капитан первого ранга развернул на ходовом мостике карту Финского залива с нанесенными на нее данными и доложил:
- Товарищ командующий! Обстановка по состоянию на двадцать седьмое августа, десять ноль-ноль.
То был Георгий Ефимович Пилиповский, однокашник Трибуца по училищу имени Фрунзе, неизменный его соратник на протяжении многих лет службы на Балтике, начальник оперативного отдела штаба флота, а теперь начальник походного штаба при командующем.
Трибуц склонился над картой, как это бывало по утрам, когда он являлся в штаб, изучал дислокацию флата вплоть до последнего буксира: где находится, какие задачи выполняет. И, как всегда, глядя на карту, потребовал доложить построение боевого и походного порядка кораблей, систему защиты транспортов от ударов с воздуха и многое другое. Пилиповский досконально знал флот и всегда готов был ответить на любой вопрос командующего. Так и в этот раз он докладывал хотя и короче обычного, но с присущим ему знанием дела. Трибуц слушал не перебивая, а на его лице была какая-то озадаченность. Причина ее стала очевидна, когда Пилиповский, завершив доклад у карты, спросил:
- Товарищ командующий, разрешите дать «добро» на выход первого отряда?
- Нет, не разрешаю, Георгий Ефимович, - совсем неожиданно для всех ответил Трибуц, глядя за борт на разгулявшиеся волны. - Что предсказывают метеорологи?
- Ветер успокоится не раньше чем завтра.
- В таком случае выход флота откладывается. При такой погоде малые корабли, и особенно тральщики, будут сдерживать движение, мы растеряемся, и немцы смогут нас топить поодиночке, как им вздумается. Прикажите кораблям и транспортам отойти к островам Нейсаар и Аэгна. Пойдем, как только успокоится море.
Командующий и Пилиповский оба понимали: в такой ситуации промедление может быть смерти подобно. Ведь флот собрался на сравнительно небольшой акватории - опасность велика, особенно ударов с воздуха. И все же более важные соображения командующего взяли верх. И он, не колеблясь, принял решение, которое впоследствии оказалось единственно верным, безошибочным.
На следующий день ветер стих, море успокоилось, и в полдень было дано приказание начала движения кораблей.
Отряд главных сил с крейсером «Киров» снимался с якоря, сопровождаемый тральщиками, миноносцами, торпедными катерами, он спешил занять место в головном отряде.
Трибуц, Смирнов и командующий отрядом легких сил Дрозд оставались на мостике. В походе Трибуц не раз обращал свой взор к эсминцу «Яков Свердлов», шедшему в охранении крейсера. Старый знакомый, когда-то им командовал будущий флотоводец. Теперь и этот корабль, еще дореволюционной постройки, зарываясь в волны, старался не отстать от своих молодых собратьев.
Вскоре на «Киров» по радио понеслись тревожные донесения:
- Транспорт «Элла» подорвался на мине!
Командующий глянул на карту. В минуты нервного возбуждения он отличался особой быстротой реакции. И теперь в ответ послышался его сильный, полный волевого напряжения голос:
- Послать на помощь спасатель «Нептун»!
Пилиповский повторил приказание и скрылся за дверью радиорубки. А Трибуц стоял, точно влитый в палубу, строгий, невозмутимый, с биноклем на груди. Прильнув глазами к окулярам, он всматривался в море, в корабли, замечал, что слишком близко, буквально в кильватерной струе «Кирова», идет подводная лодка или отстает какой-то корабль охранения, отдавал необходимые приказания и снова стоял молча, возможно думая о том, что небольшой пароходик «Элла» первая жертва морского сражения, начало в цепи бед, что предстоит пережить участникам похода, отвечающим только за себя или за свой корабль, а он-то несет ответственность за всех, вместе взятых.