До штурма Кенигсберга я потом не наблюдал такого мощного огня и такой грандиозной концентрации артиллерии, - признался адмирал. - Вероятно, этот ленинградский день был внушителен не меньше, чем день сталинградской артиллерийской увертюры, начавшей разгром армии Паулюса. Орудия нашей железнодорожной артбригады открывали огонь 136 раз и выпустили при этом 7000 снарядов, а вся артиллерия флота провела 220 стрельб и выпустила 12 000 снарядов крупного калибра»{7}.
Прав маршал артиллерии Г. Ф. Одинцов, отметивший, что в военной истории едва ли имело место такое использование морской артиллерии для нужд наземных войск.
В первые дни наступления погода ограничила действия авиации, и все же наиболее подготовленные экипажи морской авиации вылетели, обеспечивая наступающие войска. Штурмовики непрерывно висели над полем боя, вели огонь из пушек, пулеметов, реактивного оружия и сбрасывали на цели бомбы с взрывателями замедленного действия. А когда на одном из участков нашу пехоту остановила фашистская батарея, адмирал обратился к командующему ВВС:
- Михаил Иванович! Выручай…
И тут же снова вылетели штурмовики. Летчики Никулин и Максюта с бреющего полета штурмовали батарею, пока не заставили ее замолчать.
Михаил Иванович Самохин был всегда правой рукой командующего флотом. Теперь он проявлял исключительную оперативность, бросая авиацию то на прикрытие войск, то для ударов по танкам и артиллерийским батареям.
Наступление длилось не день и не два. Все это время командующий флотом находился на командном пункте командующего Ленинградским фронтом рядом с генералом Говоровым.
И как было в эту страдную пору не вспомнить события годовой давности, с которых все началось. То была первая попытка вырваться из стального кольца блокады, прорубить хотя бы узенький коридор, способный связать Ленинград с Большой землей. Семь дней и семь ночей (с 12 по 18 января 1943 года) комфлотом находился на своем КП, управляя огнем морской артиллерии, действиями морской пехоты, гордый сознанием, что и ханковцы, и тысячи других моряков с кораблей и частей флота, влившиеся в ряды армии, с успехом сражаются на главном направлении.
«Кто знает, был бы вообще возможен боевой наступательный январь 1944 года без того января 1943 года, когда войска Ленинградского и Волховского фронтов обрушились на левый фланг сильнейшей группировки гитлеровских армий «Север»{8}, - отмечал В. Ф. Трибуц.
Да, вероятно, он прав. В 1943 году была увертюра к тому грандиозному событию, что происходило теперь.
Благодаря точно скоординированным действиям армии и флота, пресловутый северный вал затрещал по всем швам, группировка врага была разгромлена. Фронт уходил все дальше и дальше от Ленинграда…
После освобождения Петергофа - этой сокровищницы русской культуры - приехал туда адмирал Трибуц. Увидел почерневшие стены Петергофского дворца, останки знаменитых фонтанов, исчез бронзовый Самсон, раздирающий пасть льва, - немцы его распилили и бронзовые обломки увезли в Германию в качестве ценного сырья. Горько было видеть все это…
Корабли и морская артиллерия продолжали вести огонь на пределе своих возможностей, пока доставали до врага. Значительную часть времени командующий флотом находился на КП командующего Ленфронтом, управляя морской артиллерией и действиями балтийской авиации.
Только 27 января, когда было объявлено по радио о полном разгроме гитлеровских войск у стен Ленинграда, только тогда у него вырвался вздох облегчения. Еще раз подтвердилось, что армия и флот достигли полного взаимодействия, согласованной работы штабов, оперативного и тактического взаимодействия авиации и артиллерии флота с сухопутными войсками и фронтовой авиацией. Не напрасно разрабатывались совместные планы, обменивались оперативными группами, устанавливали единую систему опознавания, взаимной информации, единые карты целеуказания - вот благодаря чему Ленинградский фронт и Балтийский флот в ходе большой и сложной стратегической операции достигли успеха.
Вечером адмирал Трибуц стоял на палубе крейсера «Киров», окруженный моряками, наблюдая блеск ракет, слушая гром исторического салюта. От волнения у него на глазах были слезы. Возможно, в эти минуты тяжкие испытания блокады проносились перед ним. И было радостно сознавать, что победа есть и в ней не малая доля балтийских моряков и летчиков - его мужественных питомцев.
Счастливая пора! Фронт уходил все дальше на запад. В сводках Совинформбюро появлялись знакомые названия ленинградских пригородов: Ропша, Красное Село, Пушкин, Гатчина. А на правом фланге, с моря, еще нависала целая цепочка островов, так называемого, Бьеркского архипелага. Эти острова продолжали оставаться в руках противника и представляли немалую опасность для наших войск. Естественно, это озадачивало адмирала Трибуна. Флот не устраивало такое положение, при котором финны и немцы могли обстреливать фарватеры и нарушать наши морские коммуникации из Кронштадта на запад, И штаб флота разрабатывал новые идеи командующего, который смотрел в завтрашний день…
КП «Валун»
Третью военную весну встречала Балтика, счастливую весну освобожденного Ленинграда. Флот восполнил боевые потери от бомбежек и артиллерийских обстрелов. Были не только отремонтированы корабли, но даже построены новые малотоннажные - тральщики и бронекатера, торпедные катера, малые и большие «охотники».
Готовилось крупное наступление на Карельском перешейке. Перед этим флот выполнял свою традиционную обязанность по переброске войск. Только теперь в обратном направлении - из Ораниенбаума в район Лисьего Носа. В. Ф. Трибун, лично руководивший перевозками, вспоминает: «Перед Ораниенбаумом эшелоны с марша направлялись в Верхний парк, где они ждали вызова на погрузку. Пирс на Лисьем Носу вдоль всей западной стороны маскировался сетями с камуфляжем. Надежно мы укрыли и трассу перевозок. Огромные клубящиеся тучи дыма тянулись за маневрировавшими катерами (имеются в виду опять же катера-дымозавесчики Н. Н. Амелько) и самолетами, вооруженными специальной аппаратурой».
Итак, с 4 по 8 июня 1944 года корабли скрытно перебросили на Карельский перешеек двадцать две тысячи воинов с полным вооружением.
Артиллеристы и летчики Балтики поддерживали наступление своих боевых друзей на Карельском перешейке. Встал вопрос об островах Бьеркского архипелага. Их еще занимали фашистские войска, что создавало известную опасность для приморского фланга нашей армии и тыла Ленинградского фронта.
Незадолго до Выборгской операции, о которой дальше пойдет речь, командующий Ленинградским фронтом маршал Л. А. Говоров повел разговор с командующим флотом о новых задачах для флота.
- Надо брать острова, - сказал он, указав на карте район Бьеркского архипелага.
- Мы это предвидели, - заявил В. Ф. Трибуц, - и для высадки десанта подготовили две бригады.
Он назвал номера дивизий и поспешил разъяснить, что войска прошли специальную учебу, тренировались, привыкли к морской обстановке и прочее, на что Говоров не реагировал, только в его глазах была заметная лукавая улыбка. До конца выслушав Трибуца, он сказал:
- На эти дивизии вы не рассчитывайте. Они задействованы в другом месте, а у вас достаточно и людей, и боевой техники. Скажите спасибо, что мы вашу авиацию больше не используем. Значит, авиация, артиллерия, бригада морской пехоты. Чего же еще? Нащупайте у противника слабые места и бейте его.