Выбрать главу

– Разве только минутку, Вайолет. Надо закончить шов до того, как мама с папой вернутся домой.

Эбигейл опустила обруч и посмотрела на Бетти. Та ответила кузине быстрым взглядом и закатила глаза.

– Вы наверняка слышали, что моя мама недавно отказалась от своих показаний. Она сказала, что всё это была ложь. Мистер Пэррис выбил из неё признание, и…

– Ложь в самом деле была! – огрызнулась Бетти. – Твоя мать солгала именно сейчас, чтобы очернить нашу семью и выбраться из тюрьмы.

Моё лицо запылало жаром.

– Возможно, твой отец и не выбивал признание силой, но…

Бетти встала, стиснув обруч для шитья так, что побелели костяшки пальцев.

– Твоя мать, Сара Осборн и Сара Гуд встречались с высоким мужчиной. Они летали на мётлах в Бостон, а потом явились за мной и Эбигейл, и мы чуть не погибли!

– Сара Осборн и Сара Гуд умерли, – напомнила я ей. – Они не признались. На суде они сказали, что вы солгали, и их казнили на Виселичном холме. И ещё много кого там повесили.

Щёки Бетти вспыхнули от гнева, а Эбигейл закрыла лицо руками. Я подбежала к Бетти, осторожно взяла у неё обруч и положил на стол.

– Пожалуйста, Бетти. Я не буду тебя осуждать. Я просто хочу, чтобы мама вернулась домой и всё стало как прежде. Помнишь, как было раньше? Мы веселились и смеялись вместе. Я скучаю по этому. Скучаю по тебе и Эбигейл. А с тех пор, как забрали маму, здесь никто не смеётся. Возможно, отец выпорет тебя розгами, но разве это не стоит того, чтобы мама Титуба вернулась домой?

– Бетти! – воскликнула Эбигейл.

Бетти усмехнулась.

– Твоя мать призналась, потому что была виновна. С чего бы ей наговаривать на себя? И подумай, сколько других людей тоже признались. Много! Очень много! – крикнула она. – А почему? Потому что всё это правда! Твоя мать виновна, и я рада, что её здесь нет. Она больше не сможет мучить меня!

Развернувшись на каблуках, она затопала вверх по лестнице в свою комнату.

У меня перехватило дыхание.

– Эбигейл! Прошу, скажи, что ты соврала. Я скучаю по маме. Я так по ней скучаю! Иногда я боюсь, что вырасту без неё и она меня не узнает, когда снова увидит.

Эбигейл покачала головой и посмотрела на свои покрытые шрамами ладони.

– Той ночью дьявол заставил меня сунуть руки в огонь.

– Дьявол, но не мама! – настаивала я. – Пожалуйста, скажи, что моя мама ни при чём!

– Эбигейл! – крикнула Бетти с верхней площадки лестницы. – Пора спать!

Эбигейл смотрела мимо меня.

– Дьявол, мама Титуба, Сара Гуд и Сара Осборн – все они явились за мной. Они пришли, и я сунула руки в огонь, чтобы остановить их.

Она повернулась и начала медленно подниматься по лестнице, спотыкаясь о каждую ступеньку.

– Эбигейл! – Я заплакала. – Скажи мне правду!

Она оглянулась через плечо.

– Твоя мать – ведьма, и мои шрамы – лучшее тому доказательство.

* * *

Я услышала шорох наверху и моргнула. Семья Пэррисов просыпалась и готовилась к дневным делам. Сколько времени я просидела, глядя в огонь? И давно ли был тот вечер, о котором я только что думала?..

Тяжело вздохнув, я приступила к своим обязанностям. Я подбросила немного хвороста поверх углей и смотрела, как начинают разгораться маленькие язычки пламени.

Я не знала, были Эбигейл и Бетти лгуньями или жертвами, но так или иначе, мне надо придумать, что делать, если высокий мужчина не придёт. Я обязана найти папу и маму, как только представится такой шанс.

Преподобный сказал, что моих родителей увезли на север, но я могу скитаться месяцами и годами – и даже не приблизиться к ним. Я молилась, чтобы в городе нашёлся кто-то, видевший человека, который купил папу. Может, кто-нибудь разговаривал с ним или что-то ему продал. Наверняка хоть один из назойливых городских сплетников спросил, куда везут индейца Джона. По крайней мере, я на это надеялась.

Сегодня было воскресенье. И хотя почти никто из горожан не разговаривал со мной много месяцев – с тех пор, как моя мама начала обвинять людей, – я решила набраться смелости и начать расспросы. Я спрошу кого-нибудь… или, может быть, всех, не знают ли они, куда увезли мою семью.

Глава 5

Остаток апреля и весь май я ходила по лесу, собирая хворост для Пэррисов, потому что никто из Салема не стал бы наниматься к преподобному. Раньше это было папиной работой, а теперь стало моей.

Время от времени я замирала, чтобы не трещали ветки под ногами, и прислушивалась, но в лесу было тихо. Только щебетали птицы и шуршали скворцы, роясь в прошлогодних листьях в поисках жуков.

Я почти забыла, каково это – улыбаться и дышать свободно. Казалось, никто в Салеме не знал, куда увезли моих родителей. Я даже набралась смелости спросить шерифа Корвина, но этот высокий темноволосый человек – похожий на мужчину из маминых рассказов – только посмеялся надо мной.