(13) Благое ли убо бысть мне смерть? И снова, как обычно ему, отрицает сие: Да не будет — и указывает причину бедствий.
Но грех, да явится грех, благим ми содевая смерть. Сказанное Апостолом неясно по причине большой краткости. Значит же сие, что благое, то есть Закон и заповедь, показывает мне грех, то есть показывает, что он худ и зол. Как же показывает? Содевая смерть. По плоду узнаю дерево, видя смерть, начинаю ненавидеть матерь смерти. А учитель мне в этом – Закон. Посему худ не Закон, научающий сему, но грех, приводящий к смерти. А грех производится наклонностью нашего произволения к худшему.
Да будет по премногу грешен грех заповедию. Ибо хотя и природа указывает нам грех, но Закон точнее научил нас преизбытку его лукавства. Сие же: Да будет — сказано с опущением; подразумевается же: «Да будет явно». Ибо сие говорили мы и выше. Но грех, да явится грех, благим ми содевая смерть: да будет по премногу грешен грех заповедию, то есть да сделается явным вследствие заповеди, что премного грешен, или лукав, грех. Потом Апостол, как превосходный какой живописец, изображает борьбу нашей природы и греха.
(14) Вемы бо, яко закон духовен есть. Снова увенчивает Закон похвалою. Ибо что досточестнее сего наименования? Он написан, говорит Апостол, Духом Божиим; сей благодати приобщившись, блаженный Моисей написал Закон.
Аз же плотян есмь, продан под грех. Апостол выводит на середину человека до Благодати, волнуемого страстями. Ибо плотяным называет не улучившего еще духовной помощи. А сие: продан под грех — уразумеем из пророческого изречения. Сказано: Се грехми вашими продастеся (Ис. 50, 1). То же и здесь говорит Апостол: «Предался я греху и сам себя продал ему».
(15) Еже бо содеваю, не разумею, потому что препобеждаемый сластолюбием, а также упивающийся страстью гнева не имеет ясного ведения о грехе, но по прекращении действия страсти начинает ощущать зло. Не еже бо хощу, сие творю: но еже ненавижду, то соделоваю. Вот заслуга Закона – показать, что это худо, и вложить в душу ненависть к этому. А словами «чего не хочу» и «что ненавижу» выражается не необходимость, а немощь, потому что не какою-либо необходимостию и не каким-либо насилием принуждаемые согрешаем, но увлекаемые сластолюбием делаем то самое, чем гнушаемся как беззаконным.
(16) Аще ли, еже не хощу сие творю, хвалю закон, яко добр. Самую эту ненависть, какую имею ко греху, имею, заимствовав ее у Закона. Следовательно, оправдываю Закон и сознаюсь, что он добр.
(17) Ныне же не ктому аз сие содеваю, но живый во мне грех. Сие имеет нужду в объяснении и требует обширного изложения. Тело, по преступлении заповеди сделавшись смертным, приняло в себя страстные движения, ибо при их посредстве совершается все касающееся настоящей жизни; пожелание нужно не только ради пищи, но и ради чадородия, ради земледелия и ради других искусств; когда нет пожеланий, ничто это не делается. Оно содействует нам и к преуспеянию в добродетели, ибо не желающий оного не выносит трудов, нужных для сего. Оно производит в нас и божественную любовь. Посему соразмерность пожелания содействует добрым делам, а неумеренность его производит невоздержность. Ибо оно же заставляет посягать на чужие супружества, желать не принадлежащего нам, грабить, раскапывать гробы, осмеливаться на убийства и делать иное сему подобное. Посему-то Бог всяческих [в человеческой душе] с вожделением сочетал гнев, чтобы ограничить неумеренность [первого]. Впрочем, и для гнева нужно нечто, полагающее предел его ненасытности. Посему как горячее растворяем очень холодным и слишком холодное умеряем горячим, так создавший нас Бог, вложив в нас сии два страстных [начала], одно другому прямо противоположные, научил неумеренность каждого из них ограничивать другим. И приставил к ним ум, как возницу к каким-то молодым коням, наложил на них ярмо рабства, узаконив нести оное [ярмо] ровно. И если случится когда-нибудь пожеланию простереться далее меры, повелел возбудить гнев, чтобы он, устремившись, сделал ярмо опять ровным; а если гнев придет в страсть неумеренности, приказал привести снова в движение пожелание и наказать неумеренность гнева. Посему так правит ум, когда трезвен и целомудрен; вознерадев же и опустив бразды, дает коням волю скакать и сам несется и падает с ними в пропасти и стремнины. Это и выразил здесь божественный Апостол: Ныне же не ктому аз сие содеваю, но живый во мне грех, грехом называя рабство ума и владычество страстей; ум не сам содевает, потому что ненавидит делаемое, но владычество страстей действует при этом.