Сии убо приступиша к Филиппу, иже (бе) от Вифсаиды Галилейския, и моляху его глаголюще: Господи, хощем Иисуса видети. Приходит Филипп и глаголет Андрею: приходит Андрей и Филипп и глаголют Иисусу [158] (12, 21–22)
Даже сами того не зная, фарисеи говорили истину в словах: вот мир весь за Ним ушел (ст. 19). Не только иудеи, но и язычники должны были уверовать. Поэтому и случилось тогда, как бы в качестве начатка, пришествие эллинов к Нему, — и, как галилеяне, эллины приступили к Филиппу, так как и сам он был галилеянин, чтобы показал им Иисуса, которого желали видеть, слыша далеко распространившуюся о Нем добрую славу, чтобы поклониться Ему и получить, чего желали. Но Филипп, вспомнив, что Господь говорил им: На путь язычников не уходите и в город самарянский не входите (Мф. 10, 5), опасался, чтобы не показалось, что Он оскорбляет Христа, приводя к Нему неуверовавших, так как не знал, что Господь благопромыслительно запретил ученикам входить к язычникам, дотоле пока первые иудеи отвергнут данную им благодать. Как более ревностному и способному на это говорит Андрею. И одобрив это, оба возвещают Господу. Рассудительно поступив так, Филипп научает нас тому, что нехорошо с высшими себя говорить как попало, хотя бы и казалось это чем-либо хорошим, но надо, напротив, советоваться с рассудительными о том, что делать.
Иисус же отвеща им, глаголя: прииде час, да прославится Сын Человеческий [159] (12, 23)
Так как язычники желают поспешно видеть Его и беседовать с Ним, то поэтому говорит: пришел час, ибо близко было время страдания, после чего тотчас же последовало призвание язычников. «Часом» здесь называется настоящее время — не другое что, ведущее Его к необходимости страдать, но это, указанное Его собственным определением, время. Совершив все, что приводило людей к вере, и проповедав учение о Царстве Небесном, желает наконец перейти к самой вершине надежды — умерщвлению смерти. Но это не могло бы быть иначе, как если бы жизнь не претерпела смерть за всех, дабы все мы жили в Нем. Поэтому-то и называет Своею славою смерть и перенесение всех страданий за бесчестящих Его грешников. Впрочем, хотя и был всегда прославляем от Ангелов на небесах, но крест был началом прославления Его, как Бога, на земле у язычников. Когда Он оставил оскорбивших Его иудеев, Он перешел к язычникам и прославляется как Бог среди них, ожидающих, что Он придет в Славе Отца (Мф. 16, 27). Не [160] чистое (бесплотное), говорит, Слово будет прославляться, но, одного Сына показуя, неизреченно мыслимого из человечества и Божества, говорит: Сын Человеческий, ибо [161] один Сын и Христос, не допускающий рассечения после вочеловечения, но есть и мыслится Богом и с плотью.
Один [162] Сын и Христос, не допускающий рассечения после вочеловечения, впрочем, за исключением того, что, как мы сказали, мы признаем отдельно (ту и другую) природу Слова и плоти и что они (обе природы) не одно и то же суть в умопредставлении (нашем), ибо хотя Он из сущности рожден Бога и Отца, но и происхождение имеет на земле от Девы Святой. Несмотря на то, один Христос из двух, Который на двоицу сынов не разделяется после соединения тех (двух природ), но в силе Божества и с плотью пребывает и мыслится.
158
Так согл. автор. греч. вм. слав.:
160
Отсюда это место цитируется на сирском языке у Севера «Против Иоанна Грамматика», гл. 18, — см. у Пюзея, с. 311, примечание.
161
Слова «ибо один — вочеловечения» имеются в сирском у Севера и в некоторых но не во всех греческих.
162
Этот отрывок, переведенный с сирского, взят Пюзеем из упомянутого сочинения Севера против Иоанна Грамматика.