После того как поруган грех и подрезаны корни болезни, Господь исцеляет саму болезнь.
То же требуется и от слепой души. И ей, оставшейся наедине с Богом и порвавшей с миром зла, надо с презрением осудить мир диавола, жестоко осудить все свои кривые пути, без пощады возненавидеть свою темноту и с решительностью отвергнуться от слепых мыслей и дел.
Тогда придет Господь. Он придет и возложит Свои руки. Возложение рук означает, что прозрение души совершается не собственными усилиями души, а Божественной силой, и означает, что Божественная сила подается сейчас же за обращением человека и что она возрождает человека от греха и закладывает фундамент спасения.
После возложения рук — новый глубокий по смыслу образ.
Исцеление совершается не сразу. Больной по первом возложении рук отвечает Христу, что он видит «проходящих людей, как деревья». И лишь по вторичном возложении Господом Своих рук на больного прозревающий «стал видеть все ясно».
Почему так? Разве Божественное могущество бессильно было совершить прозрение слепого в одно мгновение? Конечно, могло совершить, как совершались в одно мгновенье большие чудеса, например, воскрешение мертвого.
Здесь образ того, что восстановление души совершается не вдруг, не сразу. Такой акт был бы механическим пересозданием. Это — процесс спасения человека… Этот процесс есть длительная, сознательная борьба, в которой непременно активен сам человек. Этот процесс открывает Бог Своим Божественным вмешательством, подавая человеку силы покинуть плен греха и успешно начать ратоборство со злом. Дальше человек сам вступает в состязание, чтобы сознательно переработать свои душевные силы и усвоить Божественное озарение. И еще долго, долго не исчезнет бесследно слепота… И долго, долго человек еще будет видеть «проходящих людей, как деревья», т. е. еще долго в нем будет возобладать мир вещей и еще долго предметы духовного, разумного порядка он будет воспринимать под углом чувствования материальных вещей… И не сразу человеку откроется очертание истинной жизни духа, а будет он еще долгое время пробавляться тенью истины… И только слабые разрозненные блики ее будут скользить пред его душевными глазами, как неясные очертания бегущих деревьев (когда видишь их, например, из окна мчащегося поезда).
В этом процессе постепенного восстановления души, конечно, потребуются новые акты Божественной помощи. Их будет много, они пойдут своей чередой, параллельно человеческой стойкости в борьбе.
Господь вторично возлагает руки на слепого. Теперь Он возлагает их на его глаза.
Здесь мысль о том, что Божественная помощь, а в результате ее — человеческое просветление, сначала идет по линии общего подъема душевной жизни и ее очищения от грязи и порока, ее общего просветления, а потом уже под Божьим воздействием усовершаются отдельные способности, например, способность духовного зрения.
И вот, когда спустится на душу Божественное озарение, когда Божий свет осияет внутреннее человека, тогда Божия правда в душе заблистает, как изумруд.
Пелен мира — греха, заволакивающих зрение или дающих кривое отражение восприятий, как не бывало… Пленительная Божия истина залегла в душе, как свет, и осветила самую душу… и весь свет брызжет вовне, и освещает, и гонит грех, и скидывает фальшивое убранство порока… И нет в жизни тьмы, и дорога пряма и освещена… И стала душа «видеть всё ясно»…
Дорогою (в селения Кесарии Филипповой). Он (Господь) спрашивал учеников Своих: за кого почитают Меня люди? Они отвечали: за Иоанна Крестителя, другие же — за Илию, а иные — за одного из пророков (Мк. 8, 27–28).
Так до сих пор остается жизненным этот вопрос Господа о Нем Самом: «За кого же почитают Меня люди?»
До сих пор — в течение двадцати веков — суждения о Личности Христа пестры, как пестры были мнения о Нем современников. И это справедливо даже не столько в отношении научной критики, сколько в отношении «обывательского суждения».
Всякий, что прочитал две-три книжки и считает, что он достаточно сильно мыслит и что ему стыдно опираться на авторитет, всякий привносит и в дело веры мнимокритическую фантазию о Христе мыслит, как ему представляется нужным. Тогда Христа воспринимают, как приемлемее для маленького человеческого ума и как удобнее для слабенькой жизни.