Примечаешь ли, что Господь беседовал в Назарете? Не братья ли Ему тот и тот? – говорили там. Так что же? Это-то самое и должно было особенно обратить вас к вере. Но зависть лукава и часто противоречит сама себе. Что было и странно, и чудно, и достаточно к тому, чтобы привлечь их, – то самое их соблазняло. Что же сказал им Христос? Несть, говорит Он, пророк без чести, токмо во отечествии своем, и в дому своем (Мф. 13, 57). И не сотвори, присовокупляет Евангелист, сил многих за неверствие их (Мф. 13, 58). Евангелист же Лука сказал: и не сотворил там многих знамений, хотя следовало сотворить. В самом деле, если удивление к Нему возрастало (даже и тогда дивились уже), то почему бы не сотворить чудес? Но целью Его было не Себя показать, а им доставить пользу. А так как в последнем не было успеха, то Спаситель пренебрег и то, что касалось до Него Самого, чтобы не увеличить их наказания. Смотри же: хотя Он пришел к ним после долговременного отсутствия и показавши множество знамений, но они и теперь не потерпели Его, а снова распалились ненавистью. Но для чего же Он сотворил немногие чудеса? Для того, чтоб не сказали: врачу, исцелися Сам (Лк. 4, 23); не сказали: Он наш противник и враг, презирает Своих; не сказали: если бы чудеса были, и мы бы уверовали. Вот почему Он и сотворил чудеса, и удержался от чудес: сотворил, чтоб исполнить Свое дело; удержался, чтоб не подвергнуть их большему осуждению. Вникни же в силу сказанного: обладаемые ненавистью вместе и дивились. Но как, судя о делах Христовых, не охуждают самых дел, но вымышляют небывалые вины, говоря: о веельзевуле изгонит бесы (см.: Мф. 12, 24; Лк. 11, 15), так и здесь, судя обучении, не осуждают его, но прибегают к низости рода. А ты заметь снисходительность Учителя, как Он не упрекает их, но с большою кротостью сказал: несть пророк без чести, токмо во отечествии своем; и даже на этом не остановился, но присовокупил: и в дому своем. Присовокупил же это, как думаю, разумея братьев Своих.
2. У Евангелиста Луки Господь представляет тому и примеры, говоря, что Илия приходил не к своим, но к иноземной вдовице, и что Елисеем исцелен от проказы не другой кто, а иноземец Нееман (см.: Лк. 4, 25–27). Израильтяне и благодеяний не получили, и сами добра не делали; а облагодетельствованы и благодетельствовали чужие. Говорит же это Христос, чтобы показать злой их нрав и то, что обращение с Ним не есть что-либо новое.
В то время услыша Ирод четвертовластник слух Иисусов (Мф. 14, 1). Царь Ирод, отец упоминаемого и избивший младенцев, тогда уже умер. Евангелист не без намерения означает время, но чтобы ты увидел суетность и небрежность государя, который о делах Христовых узнает не вначале, но по прошествии немалого времени. Так-то люди, облеченные властью и величием, мало уважая такие вещи, поздно узнают о них. Но ты познай могущество добродетели: Ирод боится и умершего Иоанна; даже от страха любомудрствует о Воскресении. И рече, говорит Евангелист, отроком своим: сей есть Иоанн, которого я умертвил; он воскрес из мертвых, и сего ради силы деются о нем (Мф. 14, 2). Видишь ли, как силен у него страх? Он не смеет и теперь сказать это всенародно, а говорит только своим придворным. Впрочем, самая догадка груба и нелепа. Хотя многие воскресали из мертвых, но ни один не творил таких чудес. Мне кажется, что сказанное Иродом внушено и честолюбием, и страхом. Действительно, душа, не управляемая разумом, часто вмещает в себе смесь противоположных страстей. Так, по сказанию Евангелиста Луки, в народе о Христе говорили: это Илия, или: Иеремия, или: один из древних пророков (см.: Лк. 9, 8); а Ирод, как бы говоря рассудительнее прочих, называл Его Иоанном. Вероятно же, когда прежде другие признавали Его Иоанном, – так как и это говорили многие, – тогда с самохвальством и кичливостью Ирод отвергал такую молву, говоря: я умертвил Иоанна. Марк и Лука приписывают Ироду слова: Иоанна азусекнух (Мк. 6, 16; Лк. 9, 9). Но когда слухи усилились, то Ирод уже начинает говорить одно с народом. Далее Евангелист рассказывает нам самое происшествие. Почему же не описал его прежде? Потому что единственным намерением Евангелистов было говорить о делах Христовых, и они ничего не говорили лишнего и постороннего, кроме того, что могло содействовать их главной цели. Потому и теперь они не упомянули бы о происшествии, если бы оно не касалось Христа и Ирод не сказал, что Иоанн воскрес. Евангелист Марк замечает, что Ирод весьма уважал Иоанна, хотя и был им обличаем (см.: Мк. 6, 20). Таково могущество добродетели! Евангелист же Матфей так продолжает повествование: Ирод бо емь Иоанна, связа его и всади в темницу, Иродиады ради, жены Филиппа брата своего. Глагола – ше бо ему Иоанн: не достоит ти имети ея. Ихотящь его убити, убояся народа, занеяко пророка его имеяху (Мф. 14, 3–5). Почему же Иоанн говорит не с Иродиадою, а с Иродом? Потому что Ирод имел больше власти. Заметь же, как легко Евангелист обвиняет Ирода, пересказывая дело, как простой повествователь, а не как обвинитель. Дню же бывшу рождества Иродова, пляса дщи Иродиадина посреде, и угоди Иродови (Мф. 14, 6). О, диавольское пиршество! О, сатанинское позорище! О, беззаконная пляска и награда самой пляски беззаконнейшая! Дерзнули на убийство, все убийства злодеянием превосходящее! Достойный венца и величаний пред глазами всех заклан, и победное знамение бесов на трапезе поставлено! Самый образ победы достоин события. Пляса, говорит Евангелист, дщи Иродиадина посреде, и угоди Иродови. Темже и с клятвою изрече ей дати, егоже аще воспросит. Она же, наваждена материю своею, даждь ми, рече, зде на блюде главу Иоанна Крестителя (Мф. 14, 6–8). Двойное преступление, – и потому что плясала, и потому что угодила, и угодила так, что в награду совершается убийство. Видишь ли, как бесчеловечен, как нечувствителен, как бессмыслен Ирод? Себя связывает клятвою и девице дает полную власть просить. Когда же увидел зло, какое из того вышло, печален бысть (Мф. 14, 9), говорит Евангелист, – хотя сначала сам связал Иоанна. Почему же печалится? Такова добродетель! И у порочных людей она достойна удивления и похвал. Каково же неистовство Иродиады! Ей надлежало удивляться Иоанну, надлежало благоговеть пред ним, потому что защищал ее от позора; а она замышляет о смерти его, расставляет сети, просит сатанинского дара. Ирод же убоялся, говорит Евангелист, клятвы ради и за возлежащих с ним (Мф. 14, 9). Но как же ты не убоялся поступка бесчеловечнейшего? Если ты боялся иметь свидетелей клятвопреступления, то гораздо больше надлежало тебе страшиться иметь стольких свидетелей такого беззаконного убийства.