“Архетипы коллективного бессознательного вызывают к жизни комплексы представлений, которые выступают в виде мифологических мотивов. Представления такого рода не изобретаются, а входят во внутреннее восприятие — например, в сновидениях — в качестве готовых образований. Это спонтанные феномены, не подверженные нашему произволу, и потому справедливо признавать за ними известную автономию. По этой причине их следует рас сматривать не только как объекты, но и как субъекты подчиняющиеся собственным законам Естественно, с точки зрения сознания их можно описывать как объекты а также в известной мере объяснять, каким образом можно — в той же самой мере — описывать и объяснять живого человека. При этом, безусловно, придется закрыть глаза на их автономию. Однако если принимать таковую во внимание, то с ними неизбежно придется обращаться как с субъектами, т.е. признавать за ними спонтанность и целенаправленность… Их поведение можно наблюдать, а их высказывания — учитывать. Такая двойная позиция, естественно, дает двойной результат — в виде, с одной стороны. сообщения о том. что я делаю с объектом, а с другой — о том, что делает он (в том числе со мной) Ясно что такой ставящий в тупик дуализм поначалу произведет в умах читателей некоторое замешательство” (63, с 114) Отсюда ясно, что основными свойствами архетипа являются его бессознательность и автономность. Еще один атрибут присутствия архетипа или архетипического образа — нуминозность. Архетип, где бы он ни появлялся, обладает неодолимой принуждающей силой, идущей от бессознательного, и переживания архетипического характера совмещают одновременно восторг и ужас, благоговение и страх Нуминозность есть атрибут всеобщего религиозно го опыта. Нуминозное переживание — это переживание человека, стоящего перед лицом Бога, одновременно великим и ужасным Ноумен есть более чем опыт огромной и неодолимой силы, это столкновение с мощью заключаю щей в себе еще не раскрытый влекущий и роковой смысл Ноумен — это невидимое присутствие божества вызывающее особое изменение сознания Ноуминозная природа мистического восторга, охватывающего личность во время исполнения религиозных обрядов, одинакова -независимо от того, является ли обряд кровавым жертвоприношением или высоко духовным действом типа пасхальной мессы или рождественской литургии Феноменологию нуминозного подробно описал Мирча Элиаде в своей книге “Священное и мирское” (1965). Священное (сакральное) всегда проявляется как качественно иная реальность, противопоставленная мирскому (профанному). Элиаде, как и Юнг, использует термин “иерофания” (богоявление) для обозначения ситуации, когда нечто священное предстает перед нами. Это таинственный акт вторжения потустороннего, необъяснимого, всемогущего и ужасного в человеческую жизнь. Современный европеец испытывает в такой ситуации замешательство и тревогу, ибо она противоречит привычным для него характеристикам бытия. А для примитивных людей первобытных и древних обществ священное — это могущество, самая что ни на есть реальность. Священное перенасыщено бытием, оно соотносится с основами, незыблемостью, эффективностью и силой. Религиозный человек стремится к полноценному существованию, которое немыслимо вне сферы сакрального, он должен вобрать в себя могущество, проникнуться им.
Мир, в котором живет человек, — это священный Космос, противопоставленный зыбкому и аморфному Хаосу, и для устойчивого существования необходимо время от времени обновлять, воссоздавать святость. Тяга к сакральному, по Элиаде, есть онтологическая жажда бытия. В древности встреча с Богом была в принципе возможной, хотя и довольно редкой. Существовали специальные церемонии, ритуалы созерцания Иерофании, обряды, дублирующие священное Первотворение, ставившие человека в центр мироздания, привносившие в его личный опыт универсальные тайны природы. К услугам простых людей были храмы, оракулы и жрецы. Теперь же у нашего современника осталась лишь бледная тень былой устойчивости мира и собственной души. И часто сновидение — единственная возможность пережить нуминозный опыт во всей его силе и величии. В особенности это относится к сновидениям, чьи образы обусловлены архетипами коллективного бессознательного, каждый из которых, в сущности, — могущественное, многоликое божество, благое и жестокое, великое и ужасное, бесконечное и непостижимое.