Субъективные чувственные раздражения в качестве источников сновидений имеют, по-видимому, те преимущества, что они в противоположность объективным не зависят от внешних случайностей. Они пригодны, так сказать, для толкования всякий раз, когда в них чувствуется необходимость. Но они уступают объективным чувственным раздражениям в том отношении, что почти или совсем недоступны наблюдению и опыту в их значении возбудителей сновидений. Главным аргументом в пользу сновызывающей силы субъективных чувственных раздражении служат так называемые гипнагогическне галлюцинации, называемые Иоганном Мюллером «фантастическими зрительными явлениями».[13] Это зачастую чрезвычайно яркие изменчивые образы, представляющиеся в период засыпания перед взглядом многих людей и на некоторое время продолжающиеся и после пробуждения. Мори, в высокой степени подверженный им, обратил на них особое внимание и установил их связь, вернее их тождество, со сновидениями (как, впрочем, и раньше Иоганн Мюллер). Для возникновения их, говорит Мори, необходимы известная душевная пассивность, ослабление внимания (с. 59 и сл.). Достаточно, однако, повергнуться на мгновение в такую летаргию, чтобы при известном предрасположении испытать гипнагогическую галлюцинацию, после которой, может быть, снова просыпаешься до тех пор, пока такая повторяющаяся несколько раз игра не заканчивается с наступлением сна. Если затем спустя короткое время субъект пробуждается, то, по словам Мори, удается проследить в сновидении те же образы, которые витали перед ним при засыпании в форме гипнагогических галлюцинаций (с. 134). Так, Мори видел однажды целый ряд причудливых фигур, с искаженными лицами и странными прическами, которые, как казалось ему по пробуждении, он видел во сне. В другой раз, когда он был голоден благодаря предписанной ему строгой диете, он гипнагогически видел блюдо и руку, вооруженную вилкой и бравшую себе что-то с блюда. В сновидении же он сидел за богато убранным столом и слышал шум, производимый вилками и ножами. В другой раз, заснув с утомленными больными глазами, он испытал гипнагогическую галлюцинацию и увидел микроскопически крохотные знаки, которые старался с огромными усилиями разобрать; проснувшись через час, он вспомнил сновидение, в котором видел раскрытую книгу, напечатанную чрезвычайно мелким шрифтом; книгу эту он читал с большим трудом.
Аналогично этим образам могут гипнагогически появляться и слуховые галлюцинации различных слов, имен и так далее и повторяться затем в сновидении, точно увертюра, возвещающая лейтмотив начинающейся оперы.
По тому же пути, что Иоганн Мюллер и Мори, идет и новый исследователь гипнагогических галлюцинаций Г. Трембелль Лэдд. Путем упражнений ему удалось спустя две-три минуты после постепенного засыпания сразу пробуждаться от сна, не открывая глаз; благодаря этому он имел возможность сравнивать исчезающие восприятия сетчатой оболочки с остающимися в памяти сновидениями. Он утверждает, что можно установить каждый раз чрезвычайно тесную связь между тем и другим таким образом, что светящиеся точки и линии, предстающие перед сетчатой оболочкой, представляют своего рода контуры, схему для психически воспринимаемых сновидений. Одно сновидение, например, в котором он ясно видел перед собою печатные строки, читал их, изучал, соответствовало расположению световых точек перед сетчатой оболочкой в виде параллельных линий. Лэдд полагает, не умаляя, впрочем, значения центрального пункта явления, что едва ли существует зрительное восприятие, которое бы не зависело от внутренних возбуждений сетчатой оболочки. Особенно относится это к сновидениям, испытываемым вскоре после засыпания в темной комнате, между тем как для сновидений ближе к утру и к пробуждению источником раздражения служит объективный свет, проникающий в глаза. Изменчивый характер внутреннего зрительного возбуждения в точности соответствует веренице образов, проходящих перед нами к сновидениям, испытываемым вскоре после засыпания в темной комнате. Придется признать за субъективными источниками раздражения весьма крупную роль, так как зрительные восприятия образуют, как известно, главную составную часть наших сновидений. Участие других органов чувств, не исключая слуха, гораздо менее значительно и непостоянно.
3. Внутреннее (органическое) физическое раздраженне.
Если мы хотим искать источников сновидений не вне, а внутри организма, то мы должны вспомнить о том, что почти все наши внутренние органы, в здоровом состоянии почти не дающие о себе знать, в состоянии раздражения и во время болезни становятся источниками в большинстве случаев крайне неприятных ощущений, которые должны быть поставлены наравне с возбудителями болевых ощущений, получаемых извне. Довольно старые, всем известные истины заставляют Штрюмпеля говорить (с. 107): «Душа во сне обладает значительно более глубокими и пространными ощущениями своего физического бытия, нежели в бодрственном состоянии; она принуждена испытывать известные раздражения, проистекающие из различных частей и изменений ее тела, о которых она в бодрственном состоянии ничего не знает». Уже Аристотель считает вполне вероятным, что в сновидении человек предупреждается о начинающейся болезни, которой совершенно не замечает в бодрственном состоянии (благодаря усилению впечатлений со стороны сновидений, см. с. 2), и представители медицины, далекие, конечно, от веры в пророческие способности сновидения, всегда считали возможным, что сновидение может помочь распознать болезненное состояние (с. 31, ср. М. Симон, и мн. др. более древних авторов). Кроме этого диагностического применения сновидений (например, у Гиппократа), нужно помнить об их терапевтическом значении в древности. У греков существовал оракул сновидений, к которому обычно обращались жаждавшие выздоровления больные. Больной отправлялся в храм Аполлона или Эскулапа, там его подвергали различным церемониям, купали, натирали, окуривали, и, приведя его таким образом в состояние экзальтации, клали в храме на шкуру принесенного в жертву барана. Он засыпал и видел во сне целебные средства, которые показывались ему в естественном виде или символах и картинах, которые истолковывались затем жрецами. Дальнейшее о лечебных сновидениях у греков см. у Леманна I, 74, Буше-Леклерка, Германна, Cottesd. Alteret. d. Gr. 41, Privataltert., 38, 16, Бёттингера в Sprengels Beitr. Z. Gesch. d. Med. II, c. 163 и сл., В. Ллойда, «Magnetism and Mesmerism in antiquity», London, 1877, Деллингера «Heidentum und Judentum», c. 130.
У нас нет недостатка я в новейших вполне достоверных примерах такой диагностической деятельности сновидений. Так, например, Тиссье сообщает со слов Артига (Essai sur la valeur semeiologique des reves) об одной 48-летней женщине, которую в течение нескольких лет, несмотря на вполне здоровое состояние, преследовали кошмары и у которой затем врачебное исследование констатировало начинающуюся болезнь сердца, послужившую причиной ее преждевременной смерти.
Развившиеся расстройства внутренних органов у целого ряда лиц служат возбудителями сновидений. Многие указывают на частые кошмары у страдающих сердечными или легочными болезнями, это подчеркивается столь многочисленными авторами, что я могу ограничиться прямым перечислением их (Радешток, Спитта, Мори, М. Симон, Тиссье). Тиссье полагает, что существует несомненная связь между заболеванием того или иного органа и содержанием сновидений. Сновидения сердечных больных обычно весьма непродолжительны и заканчиваются кошмарными пробуждениями; почти всегда в них видную роль играет смерть при самых мучительных обстоятельствах. Легочным больным снится удушение, давка, бегство, и они в огромном большинстве случаев испытывают известный кошмар, который Бернер экспериментально вызывал у себя, засыпая с лицом, зарытым в подушки, закрывая нос и рот и т. п. При расстройствах пищеварения спящему снится еда, рвота и так далее Влияние сексуального возбуждения на содержание сновидений в достаточной степени известно каждому. Для теории, связывающей происхождение сновидений с раздражением органов, эти факты служат весьма серьезным аргументом.