«и поставлю завет Мой… завет вечный…» Слово «век» в библейском употреблении имеет свой, более узкий, чем обычный, смысл; оно указывает на завершение или окончание известного периода, после которого имеет открыться новый «век», т. е. начаться новый период (Евр I:3 [220]). В данном случае «вечность» завета означает продолжение его до конца периода ветхозаветной церкви и до наступления новозаветных времен; по отношению же к сим последним оно имеет абсолютное значение, при условии соответствующих изменений (Мф XXVIII:20 [652]; 1 Кор XV:28 [333]).
«и дам тебе и потомкам твоим… всю землю Ханаанскую во владение вечное…» Торжественное заключительное обещание, которым заканчивается ряд обязательств завета со стороны Бога. Вечность обладания Палестиной имеет точно также условный характер, простирается до конца отдельного и самостоятельного существования еврейского государства.
«И сказал Бог Аврааму…» Отсюда начинается изложение обязательств завета от другой из договаривающих сторон — от Авраама и его потомства (9–14).
10. Установление обрезания, как знамения завета.
«Сей есть завет Мой… да будет у вас обрезан весь мужеский пол и сие будет знамением завета…» Вся суть этих требований сводилась к одному основному — к соблюдению обрезания, которое во внешнем символическом действии заключало сущность этого завета. С внешней своей стороны обрезание, прежде всего, было тем пролитием крови, которое считалось важной гарантией прочности подобных союзов и у людей. Затем, по самой связи фактов и цели его установления, обрезание должно было служить постоянным и наиболее, так сказать, ощутительным напоминанием о том завете с Богом, в который некогда вступил отец верующих, а в его лице и все его потомство (11 ст.). Наконец, обрезание было знамением завета и в том смысле, что оно являлось внешним отличительным признаком принадлежности к богоизбранному народу и вступления в ветхозаветную церковь.
Еще важнее было идейное, внутреннее значение обрезания; хотя с этой стороны оно, по всей вероятности, еще долго не сознавалось во всей своей силе, будучи раскрыто только позднее, отчасти у пророков и главным образом у Апостола Павла (Лев XXVI:41; Втор X:16; XXX:6; Ис LII:1 [653]; Иер IV:4 [654]; IX:25 [655]; Иез XLIV:7–9 [656]; Деян VII:51 [657]; Рим III:1 [658]; IV:11 [555]; Флп III:3 [659]; Кол II:11–12 [660] и др.). В этом отношении обрезание, состоявшее в отсечении крайней плоти детородного органа, символизировало собой отсечение плотских похотей и нечистых пожеланий, или, как это выразительно называет Библия, — «обрезание сердца» (Втор X:16; Рим II:29 [661] и др.).
Во-вторых, вводя некоторое освящение в сам источник чадорождения и изображая собой совлечение «греховного тела плоти» (Кол II:11 [660]), обрезание, с одной стороны, указывало на наследственную греховность, в которой мы все зачинаемся и рождаемся (Пс L:7 [662]), с другой таинственно предзнаменовывало новозаветное крещение, омывающее эту наследственную, прародительскую порчу (Кол II:11–12 [660]).
В-третьих, в приложении к предмету обетования, т. е. к потомству, обрезание имело тот смысл, что указывало как бы на устранение или ослабление всяких естественных средств его осуществления и тем самым очевиднее открывало особое действие божественной благодати в исполнении этих обетований. Наконец, значение этого последнего основания получало особенную силу в отношении к главному «Семени» Авраама, т. е. к божественному лицу Господа Иисуса Христа, имевшему родиться от Святого Духа и Марии Девы.