Провозгласив, что Бог умер, Ницше фактически возвел на его пьедестал «сверхчеловека», способного излечить общество, культуру от болезни разложения, которая исподволь точит его. Сверхчеловек свободен от этой болезни. Это «полузверь, получеловек, с крыльями ангела на голове». Переоценка ценностей сопровождается у него не только неприятием торгашества, всего общепринятого, в том числе и христианской морали. Вся эта «чернь» с ее устоявшимися нравами и традициями угрожает мировой культуре, ее лучшим достижениям. Он высказывает крайнее неприятие «плебейского духа». Выдвижение средних и низших слоев приводит к гибели культуры. Сама сущность культуры предполагает наличие рабов. Поэтому он считал угрозой и процессы демократизации, наблюдавшиеся в политической и культурной жизни.
Интуитивно постигая реальные процессы, имевшие место в обществе, в том числе и угрозу, нависшую над ценностями культуры, он выступает одним из самых ярых противников «толпы», «массы». Для него неприемлема ненависть масс, ее нигилистическое отношение к жизни. Старые ценности требуют переоценки, ведь свобода, равенство прав, справедливость, истина — все это лишь лозунги, пышные наименования, не имеющие отношения к реалиям жизни. Есть слой господ и слой рабов, и у каждого слоя свое предначертание и своя мораль. Вся человеческая история предстает как противоборство двух типов власти: воле к власти господ, «сильных» и воли к власти рабов, «слабых». Но в действительности существует только одна подлинная цель — это «сверхчеловек» как высшая ценность и как подлинная воля к власти. Люди для «сверхчеловека» не могут быть предметом сочувствия, любви, они лишь бесформенный материал, из которого он творит то, что считает нужным. Это обезличенные, растворенные в толпе, не обладающие индивидуальными свойствами люди. Массы выступают у него лишь «как плохие копии великих людей, изготовленные на плохой бумаге со стертых негативов», как «орудие великих людей»… «В остальном же побери их черт и статистика»[31]. Вся европейская культура, согласно Ницше, не желая задумываться над этим, устремляется к катастрофе, к своему исходу. Происходит обесчеловечивание самого человека. Это связано с тем, что «маленькие» люди с их моральным и физиологическим нытьем пытаются возложить вину за это на «высшие экземпляры» человеческого рода.
Известны яростные нападки Ницше на официальное христианство. Не меньшую ярость у него вызывает социализм с его проповедью равенства и братства. Его высказывания по этому поводу не просто крайне резки, но, как это у него часто бывает, эпатажны. «Кого более всего я ненавижу между теперешней сволочью?.. Сволочь социалистическую… которые хоронят инстинкт, удовольствие, чувство удовлетворенности рабочего с его малым бытием — которые делают его завистливым, учат его мести… Нет несправедливости в неравных правах, несправедливость в притязаниях на равные права»[32]. Он исходит из того, что человек имеет обязательства только к равным себе, по отношению ко всем остальным он может поступать как ему угодно.
По Ницше, социалисты пытаются излагать ход истории и его законы с точки зрения масс, исходя из потребностей масс. Эти законы предстают как законы низших слоев общества. В действительности же, считает он, социализм выступает как конечный вывод из современного ему нигилизма и анархизма. Это до конца продуманная идея тирании. И эта идея внушает ему страх и ужас. Он предупреждает, что социалисты могут «перейти во многих местах Европы к насильственным актам и нападениям; грядущему столетию предстоит испытать по местам основательные „колики“, и Парижская коммуна… окажется, пожалуй, только легким „несварением желудка“ по сравнению с тем, что предстоит»[33]. Творчество Ницше, выступающего против антигуманизма современного ему общества, пронизано пессимизмом и пророчеством еще большего антигуманизма. Подобного рода настрой был весьма характерен для интеллектуальной среды последней трети XIX в. Поэтому совершенно не случайно, что именно в этот период возникает такое направление в исследовании поведения массы, как «психология толпы», стремящееся понять суть тех многочисленных беспорядков, смут, которые характеризовали развитие общества вообще, ХIХ в. в особенности.