— У тебя есть один для меня? Ты имеешь в виду костюм?
Он кивает, открывая другую дверь, которая ведет в…
— Вау. Чья это? — спрашиваю я, рассматривая стеллажи с одеждой и полки, на которых аккуратными бесконечными рядами выставлена женская обувь.
— Твоя, — говорит он, не глядя на меня и теребя свой рукав. — Я мог… переборщить… пока ты спала. Ты можешь вернуть это. Заказать что-нибудь другое.
Я вхожу в комнату и вздрагиваю, заметив движение, но это всего лишь мое отражение в огромном зеркале от пола до потолка на одной из стен. Нерешительно я подхожу к первой отдельно стоящей вешалке, которая выглядит как что-то из гардероба для съемок фильмов, с множеством разнообразных высококачественных тканей ярких цветов. Я провожу пальцем по одежде, тихо вздыхая. Затем поворачиваюсь.
— Я не могу…
— Сотня минетов, — говорит он, ответ готов у него на языке. — И это твое.
— Но я уже твоя должница…
— Ты можешь выполнить для меня работу прямо сейчас, и этот долг будет выплачен.
Я моргаю, ошеломленная тем, как быстро он отвечает. Кроме того, я не уверена, потому что его лицо сильно отличается от человеческого, но мне кажется, он на взводе.
— Что за работа? — спрашиваю я, подозрительно хмурясь. — Что происходит?
Он глубоко вздыхает, раздувая ноздри, и, наконец, смотрит на меня.
— Я знаю, тебе это нужно, малышка Джуд. Сделки, долги, справедливые выплаты… Но, черт возьми, мы пара. Так что, пожалуйста, помоги мне. Я бы хотел уладить все наши долги, чтобы мы могли спокойно наслаждаться друг другом.
Я моргаю, нервно сжимая край полотенца. На мгновение я замираю. Он отпускает меня? Неужели все происходит на самом деле так, как я себе представляла — что он трахнет меня, ему станет скучно, и он вышвырнет меня? Но нет, это не то, что он говорит, я пытаюсь убедить себя, судорожно сжимая пальцы так, что побелели костяшки.
— Детка? Что случилось? — спрашивает он, подходя ближе, на лбу у него глубокие морщины. — Ты побледнела.
— Что еще? — спрашиваю я, отчаянно желая услышать остальное. — Ты хотел сказать что-то еще. Так скажи это.
Он кладет свои большие руки мне на плечи, заглядывая в лицо.
— Мы пара, — повторяет он. — Это как женитьба, только сильнее. Ты в моей крови, малышка, а я в твоей. И это значит, что ты останешься со мной навсегда. Мне не нужны долги, чтобы скрепить это. Ты моя пара, и все, что у меня есть, принадлежит тебе. Этот дом твой. И эта жизнь, к сожалению, тоже твоя. Что возвращает нас к работе.
Я ничего не говорю, потому что мое сердце колотится где-то в горле, лишая меня дара речи. Я не думаю, что могу переварить то, что он только что сказал.
Это кажется нереальным.
— Работа, — наконец повторяю я, когда между нами затягивается тишина. — В чем она заключается?
— Парень в подвале, — говорит Лисандер. — Мы разберемся с ним, и я хочу, чтобы ты была рядом со мной, когда это произойдет. Может быть, даже поможешь мне. Я защищу тебя от любого, кто посмеет даже подумать о том, чтобы причинить тебе боль. И мне нужно, чтобы все там знали это, чтобы они не преследовали тебя. Должно быть, станет легче после того, как мы разберемся с этим парнем.
На мгновение я ожидаю ужаса. Разберемся с ним? В смысле — навсегда? И я должна помочь? Звучит так, будто я запачкаю руки. В крови. Это должно пугать меня, но это не пугает. Нет. Я в восторге.
Мысль о том, чтобы вершить правосудие над кем-то, кто хочет причинить мне боль, опьяняет. Это то же самое чувство, которое я испытала, когда стояла на коленях перед Лисандером и видела, как он распадается на части из-за меня. Это сила, пьянящая и сладкая, и я жажду получить ее еще больше.
Когда я резко киваю ему, он улыбается, выпрямляясь.
— Одевайся, малышка Джуд. И если можно… Надень это.
Он берет пару тяжелых армейских ботинок, которые, как я с первого взгляда могу сказать, моего размера. Я непонимающе хмурюсь, но беру их у него и отправляюсь на поиски удобного наряда из того, что, по его словам, является моим гардеробом.
Десять минут спустя я уже одета в брюки-карго и майку, тяжелые ботинки плотно сидят на ногах.
— Ты выглядишь так, словно собираешься отправиться в поход по джунглям, — говорит Лисандер, его губы дергаются. — Мне это нравится.
— Для тебя же лучше, если это так, — бормочу я, все еще ошеломленная его короткой речью о том, что все, чем он владеет, принадлежит мне. — Должна ли я… Я не знаю, надеть пластиковый фартук или что-то в этом роде?
Он фыркает и качает головой, и мои плечи опускаются. Справедливость или нет, я не горю желанием пытать кого-то и быть забрызганной кровью.