Но что они были полезны — это несомненно» (ХХ, 63).
Обложка первого издания «Азбуки» Льва Толстого. 1872
Достоевский предполагал отрецензировать только что вышедшую в свет «Азбуку» Льва Толстого.
Рецензия появилась в «Гражданине» (№ 1 от 1 января 1873 г.), но она была напечатана анонимно. Достоевский в силу загруженности не смог ее написать и передал эту работу кому-то из сотрудников, скорее всего Н. Н. Страхову, который был консультантом по книге Толстого.
Л. Н. Толстой. Фотография Эжена Жерюзе. Брюссель. 1861
«Я по крайней мере, что бы я ни делал, всегда убеждаюсь, что du haut de ces pyramides40 siècles me contemplent[11], и что весь мир погибнет, если я остановлюсь. Правда, там сидит бесенок, который подмигивает и говорит, что все это толчение воды, но я ему не даю, и вы не давайте ходу. Впрочем, как только дело коснется живой души человеческой, и можно полюбить тех, для кого трудишься, то уже бесенку не убедить нас, что любовь пустяки. Я теперь весь из отвлеченной педагогики перескочил в практическое, с одной стороны, и в самое отвлеченное, с другой стороны, дело школ в нашем уезде. И полюбил опять, как 14 лет тому назад, эти тысячи ребятишек, с которыми я имею дело. Я у всех спрашиваю, зачем мы хотим дать образование народу; и есть 5 ответов. Скажите при случае ваш ответ. А мой вот какой. Я не рассуждаю, но когда я вхожу в школу и вижу эту толпу оборванных, грязных, худых детей с их светлыми глазами и так часто ангельскими выражениями, на меня находит тревога, ужас, вроде того, который испытывал бы при виде тонущих людей. Ах, батюшки, как бы вытащить, и кого прежде, кого после вытащить. И тонет тут самое дорогое, именно то духовное, которое так очевидно бросается в глаза в детях. Я хочу образования для народа только для того, чтобы спасти тех тонущих там Пушкиных, Остроградских[12], Филаретов[13], Ломоносовых. А они кишат в каждой школе. И дело у меня идет хорошо, очень хорошо. Я вижу, что делаю дело, и двигаюсь вперед гораздо быстрее, чем я ожидал» (62, 130).
Крестьянские дети на улице. Деревня Ясная Поляна. 1908. Фотография П. Е. Кулакова
«Толстой говорит: Если, преподавая детям историю, удовлетворять патриотическому чувству, то выйдет 1612 и 1812 годы, а более ничего. Глубоко неверно и ужасно грубо[14]: всякий факт нашей жизни, если осмыслить его в русском духе, будет драгоценен детям, не потому вовсе, что мы там-то и тогда-то отбились, приколотили, прибили, убили, а потому, что мы всегда и везде, в 1000 лет, в доблестях наших и в падении нашем, в славе нашей и в унижении нашем, были и остались русскими, своеобразными, сами по себе. Русский дух драгоценным будет. Не мысль славянофильская о том, что Россия предназначена к великой роли в будущем относительно западной цивилизации, противна западникам, а идея, одна мечта о том, что Россия тоже может подняться, быть чем-нибудь хорошим, благообразным; Россию они ненавидят — вот что прежде всего» (XVI, 168–169).
«Вчера я вышел из своего класса в класс истории, чтоб узнать причину оживления, слышного мне из другой комнаты. Это была Куликовская битва. Все были в волненье. «Вот так история! Ловко! — Послушай, Лев Николаевич, как он Татаровей распужил! — Дай я расскажу!» «Нет, я! — закричали голоса. — Как кровь рекой лилась!» Почти все в состоянии были рассказать и все были в восторге. Но если удовлетворять одному национальному чувству, что же останется из всей истории? 612, 812 года, и все. Отвечая на национальное чувство, не пройдешь всей истории. Я понимаю, что можно пользоваться историческим преданием для развития и удовлетворения всегда присущего детям художественного интереса, но это будет не история. Для преподавания истории необходимо предварительное развитие в детях исторического интереса. Как это сделать?
Часто мне случалось слышать, что преподавание истории нужно начинать не с начала, но с конца, т. е. не с древней, а с новейшей истории. Мысль эта, в сущности, совершенно справедлива. Как рассказывать ребенку и заинтересовать его началом государства Российского, когда он не знает, что́ такое государство Российское и вообще государство? Тот, кто имел дело с детьми, должен знать, что каждый русский ребенок твердо убежден, что весь мир есть такая же Россия, как и та, в которой он живет; точно так же французский и немецкий ребенок. Отчего у всех детей и даже у взрослых, детски-наивных людей, всегда является удивление, что немецкие дети говорят по-немецки?.. Исторический интерес большею частию является после интереса художественного. […] Нам интересно основание Московского царства, потому что знаем, что́ такое Русская империя. По моим наблюдениям и опыту, первый зародыш исторического интереса проявляется вследствие познания современной истории, иногда участия в ней, вследствие политического интереса, политических мнений, споров, чтения газет, и потому мысль начинать историю с настоящего естественно должна представиться всякому думающему учителю» (8, 95–96).
Оба писателя, как видим, исходили из необходимости глубокого подхода к изучению с детьми русской истории, но каждый предлагал свой путь решения проблемы. Достоевский рассматривал русскую историю как факт самобытного существования, который еще не стал достоянием всего человечества, но который рано или поздно скажется положительно на развитии западной цивилизации. Толстой считал важным изучать русскую историю, исходя из контекста современной действительности, жизни всего человечества. Казалось бы, разница невелика, но она принципиальна по сути.
Фридрих Фрёбель
«Возьмем хоть Фрёбеля[15], порешили циркулярами[16]. Циркулярами порешать легко. Педагогические съезды, курсы, средине легко. Ломай матерьял.
Правда ли, что у нас, если гимназист выключен, то не принимают нигде?[17]
Прошиб голову. Лев Толстой. Исключить[18]. […]
Побольше человеческого отношения…» (XXII, 148).
Иоганн Песталоцци. Оба писателя проявляли особый интерес к трудам выдающегося педагога, однако избирали свой путь решения проблем
«О Песталоцци[19], о Фрёбеле. Статью Льва Толстого о школьном современном обучении в «От(ечественных) зап(исках)» (75 или 74) […]
Участвовать в фребелевской прогулке. См. «Новое время», среда, 12 апреля, № 762». (1) (XV, 199).
«От этого происходит, что наша педагогическая литература завалена руководствами для наглядного обучения, для предметных уроков, руководствами, как вести детские сады (одно из самых безобразных порождений новой педагогии), картинами, книгами для чтения, в которых повторяются всё те же и те же статьи о лисице, о тетереве, те же стихи, для чего-то написанные прозой, в разных перемещениях и с разными объяснениями; но у нас нет ни одной новой статьи для детского чтения, ни одной грамматики русской, ни славянской, ни славянского лексикона, ни арифметики, ни географии, ни истории для народных школ. Все силы поглощены на руководства к обучению детей тому, чему не нужно и нельзя учить детей в школе, чему все дети учатся из жизни. И понятно, что книги этого рода могут являться без конца» (17, 93).
11
Сорок веков смотрят на меня с вершин этих пирамид
12
Остроградский Михаил Васильевич (1801–1861) — математик, педагог, избран был в члены Академии наук.
13
Филарет (Дроздов Василий Михайлович. 1783–1867) — митрополит московский, сын сельского дьячка.
14
Предлагаю читателю самому определить степень точности понимания Достоевским мыслей Толстого о сути преподавания истории, высказанных в его статье-отчете.
15
Фрёбель Фридрих Вильгельм Август (1782–1852) — немецкий педагог, занимавшийся проблемами воспитания детей дошкольного возраста, создатель «детских садов».
Фрёбель и фрёбелевские методы воспитания упоминаются Достоевским в черновых набросках к «Братьям Карамазовым». В 1871 г. в России было организовано Фребёлевское общество. Достоевский принимал активное участие в его работе. Чуть ранее в подготовительных материалах им была сделана запись: «Я уверен, что детский сад дрянь, но у самого Фрёбеля это не дрянь» (XXII, 146). Отсюда вполне понятно желание Достоевского «участвовать в фрёбелевской прогулке» (XV, 199). Образовательные частные прогулки для детей раннего возраста устраивались в Петербурге Фрёбелевским обществом. Во время прогулки дети получали новые знания, а по окончании ее на природе занимались играми, пением, танцами… Толстой встречался с Фрёбелем за границей, и тот познакомил его с разными европейскими педагогическими течениями, рекомендовал ему ряд важных книг по педагогике, особенно «Опыты по истории культуры». Но организация детских садов вызывала у Толстого, как и у Достоевского, негативное отношение.
16
Мысль о регламентации народного образования сверху, как и у Достоевского, вызвала критику со стороны Толстого.
17
18
19
Песталоцци Иоганн Генрих (1746–1827) — швейцарский педагог-просветитель, один из крупнейших гуманистов конца XVIII — начала XIX в., внесший значительный вклад в развитие педагогической теории и практики, в частности методики начального обучения родному языку, арифметике и географии.