Л. Н. (о наживинском языке): Эта неточность речи пошла с Достоевского и теперь общая: «белым голосом петь», «жидкие глаза». У Меньшикова эпитеты верные, как одежда, которая хорошо идет.
Л. Н. привел много примеров из Меньшикова, как он обогатил литературный язык, его выражения останутся (будут употребляться).
Софья Александровна спросила о «Купце Калашникове». Л. Н-чу не совсем нравится; есть (о Боге) неестественные, преувеличенные фразы.
Софья Александровна спросила Л. Н., читал ли Писарева.
Л. Н.: Пересматривал.
Была речь о Белинском» (Маковицкий Д. П. Кн. 2. С. 384).
«Милый Иван Федорович,
Про роман ваш нельзя, как вы пишете, сказать два, три слова и особенно в письме. Увидимся, поговорим. Скажу только, что желал бы, чтоб его побольше людей читало. Места в нем есть прекрасные — те, где вы высказываете свою веру и в положительной и в отрицательной форме, но романическая часть не поддерживает, а скорее ослабляет эти места. Вообще же и особенно в конце мешает нагромождение событий. Мне было особенно интересно потому, что я читал в романе вашу душу, которую я люблю» (77, 59).
«Л. Н. за обедом рассказал, как, подъезжая верхом от плотины к Марии Александровне[176], его лошадь завязла по брюхо в сугробе; он должен был слезть, держать лошадь за поводья, и сам завяз, и в этот критический момент на них набросились собаки. Тут подбежали мужики, шедшие за ним, выручили. Собаки нападали больше на лошадь (а Делир боится их). Л. Н. испугался, и после сердце у него расстроилось.
Вечером Л. Н. занимался с мальчиками «под сводами». Читал им отрывок из «Записок из Мертвого дома» («Орел»), помещенный в «Круге чтения» — и рассказал про Достоевского.
Потом раздавал книжки. «Лев Николаевич! Мне ету дайте, ету!» (Маковицкий Д. П. Кн. 2. С. 389).
«Л. Н.: В японском журнале в «Review of Revolution» — перевод Тургенева на английский: девушка стоит перед страшным зданием в раздумье, войти или не войти, и входит; слышится голос: «Она безумная», а другой голос — «Она святая»[177]. Вот эти две вещи читал одну за другой (Тургенева — в японском журнале, про убийство городовых — в русской газете). Вот действие! Тургенев пользуется авторитетом, и его вещь проникла уже в Японию. Надо обращаться со словом осторожно, особенно писателю.
Молчание.
Л. Н.: Тургенев не был серьезный человек.
Софья Андреевна подтвердила.
Л. Н.: Достоевский не был так изящен, как Тургенев, но был серьезный. Он много пережил, передумал. Умел устоять, чтобы не льстить толпе.
— Это мало кто может устоять, — сказал кто-то.
Л. Н.: Да» (Маковицкий Д. П. Кн. 2. С. 399).
Томаш Гаригг Масарик
«Потом я сказал, что Масарик[178] пишет большое сочинение о России, — главное о Достоевском. Но что вряд ли скоро окончит его, потому что теперь выбран депутатом рейхсрата.
Л. Н.: От Масарика я ничего не ожидаю: он ученый. Он в усваивании всяких познаний весь истратился. У него ничего своего не осталось.
Йозеф Махар — чешский поэт, публицист, политик
На то, что чешский поэт Махар издал в новых сборниках стихотворений «В лучах эллинского солнца» и «Яд из Иудеи», в которых проводит мысль, что античный мир был счастлив и христианство ослабило человечество, Л. Н. сказал:
— Меня это не поражает, что он нападает на христианство. Это теперь мода. У меня выписка из французского автора, который Христа называет «misérable» (убогим. — франц.). Он (Махар) не понимает Христа…» (Маковицкий Д. П. Кн. 2. С. 438).
«Многолюдно. Л. Н. усталый и взволнованный. Нестеров начал писать портрет Л. Н., сидящего и играющего в шахматы «на крокете» (портрет Л. Н. Толстого работы М. В. Нестерова хранится в ГМТ. — В. Р.). Л. Н. нарочно не позировал, а играл в шахматы «на крокете». Анна Константиновна (жена В. Г. Черткова. — В. Р.) с М. А. Маклаковой (подруга Т. Л. Сухотиной, близкая знакомая Толстых. — В. Р.) пели под аккомпанемент А. А. Гольденвейзер (жена А. Б. Гольденвейзера. — В. Р.). Анна Константиновна пела между прочим малорусские, словацкие, мадьярские песни. Мария Алексеевна пела Грига. Очень приятно, хорошо, удачно. Л. Н. был с 6 до половины 12-го постоянно в обществе. За чаем с десяти часов на террасе разговор о Достоевском. Л. Н. вспомнил изречение Тэна, что это самый замечательный писатель мира*. Л. Н. жалел, что Достоевский торопился, что не поправлял своих писаний. У него в романах в первой главе, лучшей, все сказано; дальше — размазня. Сергеенко заметил, что не во всех, например, в «Братьях Карамазовых», лучшем его романе, этого нет. Л. Н. ответил, что «Братья Карамазовы» из более слабых романов Достоевского. В «Преступлении и наказании» (лучший роман) первая глава — лучшая.
Л. Н. спрашивал Владимира Григорьевича, который чуть ли не так же высоко ценит Достоевского, как и Л. Н-ча, о том, какое влияние имел на него Достоевский. После Л. Н. сказал, что он ставит в вину Достоевскому, что с него пошло декадентство. Он был страстный и описывал страстное — он описывал искренно, а декаденты за ним — неискренно.
Сергеенко рассказал, как случилось, что Достоевский с Л. Н. не виделись. Достоевский два раза хотел повидать Л. Н.
Л. Н. получил письмо от внука Герцена: просит написать что-нибудь о Герцене в составляемую им биографию. Л. Н. хочет написать. Чертков припомнил два старые письма Л. Н., в которых он писал о Герцене, и сказал, что их надо послать. Л. Н. рад, согласился» (Маковицкий Д. П. Кн. 2. С. 460).
А. Б. Гольденвейзер
Ипполит Тэн
* В 1900 г. в беседе с А. Б. Гольденвейзером и П. А. Сергеенко Л. Н. Толстой вспомнил отзыв Тэна о Достоевском: «Я стараюсь любить и ценить современных писателей, но трудно это… Достоевский часто так скверно писал, так слабо и недоделано с технической стороны; но как у него всегда много было, чтó сказать! Тэн говорил, что за одну страницу Достоевского он отдал бы всех французских беллетристов» (Гольденвейзер А. Вблизи Толстого. Воспоминания. М., 2002. С. 36).
«Утром Л. Н. вынес «Круг чтения» для детей в парк и там занимался. Сожгли купальню, Л. Н-чу было жалко, что это сделали, жалко поджигателей.
М. В. Нестеров
С Нестеровым говорили о суждениях Л. Н. о его картине «Явление Христа народу» (речь идет о картине М. В. Нестерова «Святая Русь». — В. Р.). Я (Маковицкий Д. П. — В. Р.) говорил, что Христос изображен не так, как себе его представляют, видят те, русские богомольцы, дети, которые перед ним стоят, а величавым, гордым итальянцем; и что эта картина — «панихида православия» (слова Л. Н.). Нестеров сам согласен, что не сладил с Христом, что он вышел у него властный, торжествующий. Он хотел его написать сильным не только духовно, но и телесно, никак не слабее тех людей, на которых влияет. С тем же, что православие уже отпето, Нестеров не согласен:
«Православие — не духовенство, даже не каноны. Православие слагалось исканием правды, самоотвержением тысячи людей. Разве такие люди, как Аксаков, Самарин, Достоевский, без борьбы приняли бы православие? Оно просуществует еще тысячелетия. Народ, который дал Пушкина, Достоевского и Толстого, — не погибающий. Толстого крылатое слово, что это «панихида» — не принимаю; православие сильнее моей картины: не принимаю и как пророчество. Православие не отпето. Православие — поэзия народа, ведь отнять ее можно только так, если ее заменить другой, а какой? Православие живо лучшими своими людьми; разумеется, что вошло в него большинство худших, это балласт. Но то же уже теперь — и будет все в большей мере — с толстовством». […]
176
Шмидт Мария Александровна — единомышленница Льва Толстого, его близкий друг, бывшая классная дама, которая с 1893 по 1911 г. жила в имении Т. Л. Сухотиной, дочери писателя, и занималась крестьянской работой.
177
Неточное цитирование заключительных слов из стихотворения в прозе И. С. Тургенева «Порог». В подлиннике: «Дура!» — проскрежетал кто-то сзади. — «Святая!» — пронеслось откуда-то в ответ».
178
Масарик Томаш Гаригг — чешский социолог и философ, общественный и государственный деятель, один из лидеров движения за независимость Чехословакии, а после создания государства — первый президент Чехословацкой Республики (1918–1935); в 1910 г. посетил Льва Толстого в Ясной Поляне. Рукопись о Достоевском осталось неоконченной и была опубликована в 1967 г.