После смерти Марии Николаевны обязанности по воспитанию детей взяла на себя Татьяна Ергольская, кузина Николая Ильича (отца Льва), в которую он когда-то был влюблен. Николай Толстой предложит ей спустя шесть лет выйти за него замуж, но она откажется, искренне пообещав ему, что никогда не покинет детей и постарается заменить им мать. Лев Николаевич высоко ценил свою тетушку Туаннетт: «Должно быть, она любила отца, и отец любил ее, но она не пошла за него в молодости, для того, чтобы он мог жениться на богатой моей матери… Чувствовалось, что она и нас любила за него, через него и всех любила, потому что вся жизнь ее была любовь». Он также говорил, что «Татьяна Александровна имела самое большое влияние на мою жизнь». Даже его любимое изречение – делай, что должно, и пусть будет, что будет – он услышал от нее. Она всегда поддерживала его, поощряла литературные способности Льва Николаевича, посоветовала ему «писать романы», благодаря чему он стал знаменит.
Татьяна Ергольская окружила осиротевших детей большой любовью и заботой. До пяти лет Лев воспитывался няней, при участии «тетеньки Туаннетт», которая учила мальчиков французскому языку, затем ему возьмут воспитателя-немца Федора Ивановича Росселя, к которому мальчик сильно привяжется, но «об образовательном воздействии не может быть и речи: уровень собственного образования Федора Ивановича был очень невысок». Отец, Николай Ильич, занимался делами и времени детям посвящал немного, но дети ценили те моменты, когда они бывали вместе. Толстой вспоминает, «как иногда, прощаясь с отцом и восхищаясь его добротой, он с особенной нежностью целовал его белую жилистую руку, как он бывал умиленно счастлив, когда отец ласкал его». Самое интересное, что Лев Николаевич тоже никогда не будет особенно близок со своими детьми, видимо, перенеся модель поведения отца в свою семью.
Детство, протекающее в Ясной Поляне, было беззаботным и вольготным. Развлечения занимали существенно больше времени, чем учеба. Рыбная ловля, пикники, поездки в деревню, где было молочное хозяйство, осенью можно было в саду забавляться с осенними листьями, а зимой кататься с горок на салазках вместе с деревенскими детьми.
Кроме Татьяны Ергольской, опекуном была Александра Ильинична Толстая, в замужестве Остен-Сакен. К сожалению, ее семейная жизнь сложилась неудачно, муж страдал психическим заболеванием и несколько раз покушался на ее жизнь. Однажды во время беременности Александры Ильиничны граф стрелял в нее, его отправили в лечебницу, а у нее из-за пережитого родился мертвый ребенок. Родные боялись, что Александра может покончить жизнь самоубийством, и не сказали о смерти ребенка, а взяли новорожденную девочку со стороны. Однако произошедшее сильно повлияло на молодую женщину, она обратилась к Богу, много молилась, беседовала с духовными лицами и от реальной жизни совсем отдалилась.
В восьмилетнем возрасте Лев с семьей переехал в Москву, чтобы старшие дети могли продолжить образование. Льву жалко было уезжать из имения, город представлялся ему чужим. Но деваться было некуда, и 10 января 1837 года семейство Толстых выдвинулось в Москву. Город поразил ребенка, он впервые осознал, что кроме них существуют другие люди, «ничего не имеющие общего с нами». Потихоньку мальчик привык к переменам. Но 21 июня 1837 года скоропостижно умер его отец, Николай Ильич Толстой. «Как-то раз летом отец уехал по делам в Тулу и, идя по улице к приятелю своему Темяшеву, он вдруг упал и умер скоропостижно. Некоторые думают, что он умер ударом, другие предполагают, что его отравил камердинер, так как деньги у него пропали, а именные билеты принесла уже к Толстым какая-то таинственная нищая». Лев Толстой потом во взрослом возрасте расскажет, какое сильное эмоциональное потрясение вызвала у него кончина близкого человека. «Смерть отца была одним из самых сильных впечатлений детства Льва Николаевича. Лев Николаевич говорил, что смерть эта в первый раз вызвала в нем чувство религиозного ужаса перед вопросами жизни и смерти. Так как отец умер не при нем, он долго не мог верить тому, что его уже нет. Долго после этого, глядя на незнакомых людей на улицах Москвы, ему не только казалось, но он почти был уверен, что вот-вот он встретит живого отца. И это чувство надежды и неверия в смерть вызывало в нем особенное чувство умиления»[14].