Его лицо...
Несимметричные, деформированные уши. Сплющенный нос, словно две сушеные фиги, слипшиеся вместе. Один глаз большой, как теннисный мяч, другой крошечный, как помидор «Черри». А рот...
Чэрити вновь содрогнулась, живот охватили такие спазмы, что ее едва не вырвало в окно...
Рот с похожей на огромный валун нижней челюстью напоминал пещеру, полную длинных, как ковровые гвозди зубов.
О, боже... Что здесь происходит?
- Куда мы едем? - спросила она.
- Подальше отсюда. Куда угодно, только подальше отсюда, - сказала Тетушка Энни.
- Мы... не можем, - запротестовала Чэрити, постепенно приходя в себя. - Джеррика и священник. Они все еще в аббатстве. Мы не можем просто уехать и забыть про них. Тот монстр... Если он пойдет через хребет, будет в аббатстве меньше чем через полчаса. Мы должны забрать Джеррику и отца Александера.
Энни, похоже, предложение не понравилось, но она не стала возражать.
- Мы можем погибнуть, милая, понимаешь это?
Чэрити стиснула зубы.
- Мы не бросим их! Мы должны хотя бы их предупредить!
- Ладно. - Голос Энни прозвучал, как скрежет ржавого металла. - Проедем мимо аббатства. Но пеняй на себя, если мы не выберемся оттуда.
- Хорошо. - Но в голове у Чэрити метались и другие вопросы. - Ты должна мне кое-что объяснить. Та... тварь... Та тварь, которую я видела в смотровое отверстие. Это Толстолоб, верно?
- Да, - ответила Энни, глядя на темную дорогу.
- Но я видела могилу. Кто-то раскопал ее. И кто-то выцарапал на крышке гроба: «ТОЛСТОЛОБ, ГОРИ В АДУ». Если Толстолоб умер и был похоронен еще в младенчестве, каким образом мы только что смогли его увидеть?
2
Энни ждала этого вопроса. После того, что видела бедняжка Чэрити?
Руль походил на ощупь на полированную кость.
- Я расскажу тебе, Чэрити. Только потому, что ты имеешь право знать.
- Что?
И мысли Энни стали возвращаться...
К событиям тридцатилетней давности.
3
Городские мужчины позаботились о монстре девять месяцев назад. Но для сестры Энни это уже не имело значения. Мужчины застрелили его, прикончили. Позаботились о нем, - сказала себе она.
Но еще осталась Сисси, не так ли?
Энни была городской повитухой, но сама из-за проблем со здоровьем детей иметь не могла. А ее сестра...
Ее сестра лежала теперь перед ней на столе, с широко раздвинутыми ногами. Ее лицо покраснело от напряжения, влагалище было растянуто. Большие, налитые груди блестели от молока.
Энни продолжала оказывать сестре помощь, держа руки у нее между ног. Выходит, выходит, - подумала она.
Но что это будет?
- БОЖЕ МОЙ!
Оно выходило не так, как должно было. Оно выходило... сквозь живот...
Оно проедало себе путь из утробы сестры...
4
- Ты должна знать, что все это произошло спустя год после твоего рождения, Чэрити. Когда я сказала тебе, что твоя мама покончила жизнь самоубийством, я соврала. Она умерла при родах. Моя дорогая сестра Сисси, твоя прекрасная мама, - стоически произнесла Энни. Она вела грузовик по городу, не сбавляя скорость, в сторону дальнего хребта, где находилось аббатство.
- Да, примерно через год, как ты родилась, - продолжила Энни. - В ту зиму кое-что случилось... Это твоя мама родила Толстолоба. И когда он появился на свет, она умерла.
5
Оно прогрызало себе выход.
Проедало себе путь из раздутого живота Сисси.
Жевало сверкающими зубами и глотало...
- Мы знаем, что это на самом деле! - крикнул один из городских мужчин. - Это не нормально! Его необходимо убить!
И тут чудовище выбралось из живота ее сестры...
6
- Это твоя мама... родила Толстолоба, - призналась Энни.
Чэрити смотрела вперед.
- Но я только что видела могилу Толстолоба! Она была разрыта! Он же умер в младенчестве!
К горлу Энни подступил комок. На мгновение она лишилась дара речи. Что она могла сказать? Как она могла признаться в таком поступке?
- В той раскопанной могиле, которую ты видела, был не Толстолоб, - сказала она, чувствуя себя окаменевшей. - Это был... другой ребенок.