Да уж, Тритт Боллз Коннер был в тот день в настоящем ударе! Прежде чем вернуться к «Эль Камино», он навалил большую кучу после здорового деревенского обеда из картошки с мясом на то, что осталось от девки, и, конечно же, вытер себе задницу ее коммуняцкой футболкой. Да уж, в тот день они повеселились от души. От души.
Теперь они сидели вдвоем в Закусочной Чака, по-прежнему жутко скучая над огромными тарелками с яичницей с фаршем, гадая, чем они будут заниматься весь день, потому что было еще только утро. Закусочная Чака была люнтвилльской забегаловкой - хорошая жрачка за хорошую цену. Но сейчас здесь почти никого не было, только какой-то старый хрыч, лопающий у стойки кофе с пончиками, да толстая телка-оборвашка с растрепанными волосами, в шлепанцах, шортах и футболке, которая была бы впору слонику Дамбо. Она поедала уже вторую порцию яичницы с фаршем, как натуральный робот. Но Боллз и Дикки не обращали на нее особого внимания, потому что она была жирной, ее ягодицы свисали по бокам стула, будто это был мешок с семенами, а брюхо у нее было, как у коровы. Поэтому Боллз игнорировал ее, погрузившись в раздумья.
- Черт, самогонных рейсов нет, развлечься не с кем, едрен батон. Что будем сегодня делать, Дикки?
- Не знаю, - ответил Дикки с набитым яичницей ртом. В закусочной Чака готовили отличную яичницу с фаршем.
- Я в том смысле, что я терпеть не могу скучать, Дикки. Мы же молодые, здоровые парни, а нам нечем заняться в такое прекрасное утро.
Дикки согласно кивнул, засовывая себе в рот вилку с очередной порцией фарша.
Боллз наклонился вперед:
- И вот что я скажу тебе, Дикки, я трахаться хочу, что мочи нет! У меня «стояк» с тех пор, как я проснулся. Едрен батон. Клянусь, я оттрахал бы даже эту тарелку с яичницей.
О, не делай этого! - подумал Дикки Кодилл. Тритт Боллз Коннер был способен на что угодно.
- Черт, я мог даже трахнуть ту толстуху, сидящую у прилавка.
Дикки выпучил глаза.
- Ее? Да ты шутишь, мужик! Она же размером с дом!
Боллз поморщил нос.
- Поэтому вот, что мы сделаем. Подождем, когда она доест, а потом заманим ее к нам в машину!
Едрен батон, - подумал Дикки. Так рано утром нам не нужно этого дерьма.
Но им пришлось подождать, потому что девка заказала себе еще одну порцию яичницы с фаршем!
Ей понадобилось какое-то время, чтобы все доесть, но закончив, она спрыгнула со стула, как поддон с кирпичами и направилась к выходу.
- Эй, вот это красотка! - воскликнул Боллз. - Похоже, ты уходишь одновременно с нами! Как насчет того, чтобы мы подвезли тебя?
Ее заплывшее жиром лицо растянулось в улыбке, будто ей по-настоящему польстило то, что Боллз назвал ее «красоткой», и она просто сказала:
- Конечно, мальчики!
Этого было достаточно. Не прошло и десяти минут, как Дикки въезжал в очередную лощину возле реки. Боллз уже вырубил толстуху самодельным домкратом, и они вытащили ее из машины.
- Черт, Дикки! - заметил Боллз. - Она весит больше, чем движок от твоей тачки!
- Точно, - согласился Дикки, волоча ее в другой конец лощины. Затем они подняли ее на ноги, и Боллз привязал ее к дереву. Он по-быстрому помочился ей на ноги и проинструктировал Дикки:
- Тащи мою ореховую рукоятку от кайла, Дикки!
Дикки так и сделал и передал указанную ореховую рукоятку от кайла Боллзу, который стоял, усмехался и ждал, когда толстуха полностью придет в себя.
- Черт, Дикки! Зуб даю, она съедает за обедом столько, что можно наполнить свиное корыто!
- Похоже на то, Боллз, - неохотно согласился Дикки.
А когда она полностью пришла в себя, Боллз размахнулся и...
Шмяк!
... врезал со всей силы рукояткой от кайла ей по животу. Звук был, будто кто-то ударил корову. Боллз делал это снова и снова. На третий раз жирное лицо толстухи побелело, она бросилась вперед, насколько позволяли веревки, и исторгла из себя рвоту, натуральным фонтаном, прямо там, в лощине. Вся стряпня вышла наружу, выстрелив из нее как минимум на три фута. Еды было действительно очень много!
- Черт, Дикки! Видишь, сколько блевотины из нее вышло!
- Вижу, Боллз, - тоже без особого удовольствия произнес Дикки.
- Черт! Посмотри на всю эту яичницу с фаршем, которую она выблевала! Поверить не могу! Она же ест за десятерых!
- Это точно, Боллз, - снова отозвался Дикки.
Боллз врезал ей по животу еще один раз, и из нее вышли остатки пищи. На этот раз блевотина - едрен батон! - вылетела из нее на четыре или пять футов, и приземлилась в грязь с влажным шлепком.