— А что?
— А то, что стоит ему подуть чуть сильнее, ты на ногах не устоишь — сдует.
Но никто не смеялся моей шутке.
— Тебя в анатомичке можно держать вместо скелета, — не унимался я. — И ты — тоже. И ты… И ты… — Я поочередно указывал пальцем на окружающих ребят. — Ну что, примолкли? Заткнуло вас? Пойдите полюбуйтесь на себя в зеркало.
Ответом мне была презрительная тишина. Ребята молча переодевались. Кто-то будто нечаянно толкнул меня. Одернув майку, я вбежал в спортзал. Там уже ждал нас физкультурник Шульц в элегантном спортивном костюме голубого цвета. На груди у него висел на тонкой цепочке судейский свисток. Я огляделся. В зале было много спортивного инвентаря, о котором я ранее знал только понаслышке: кольца, бревно, конь и шведская стенка. Вслед за мной в зал вбежали и остальные ребята.
— Внимание! — скомандовал учитель физкультуры. — В две шеренги становись! Шагом марш!
Мы зашагали по кругу. Шли все быстрее и быстрее, потом перешли на бег. Скоро я почувствовал, что задыхаюсь, и уже хватал воздух широко раскрытым ртом. Раньше я никогда так быстро не уставал. Но я решил во что бы то ни стало не отставать от остальных и кое-как справлялся.
— Сегодня будем прыгать через коня, — объявил учитель. — Грозд, ты первый.
Я внимательно следил за тем, как Грозд берет разбег, отталкивается, касается руками коня и, описав красивую дугу, опускается за снарядом. Приземлился он на обе ноги, только чуть качнулся.
— Теперь Бубалло… Арский… Старкевич… Шир… Меринг… Ясинский…
Каждый из них без особого труда преодолевал препятствие и более или менее удачно приземлялся на мате. Один только Бубалло запорол прыжок, и ему пришлось повторить его. Наконец Шульц повернулся ко мне:
— Сейчас твоя очередь. Будешь прыгать?
Я молча кивнул, понимая, что все взгляды направлены на меня. Взяв разбег, я оттолкнулся и закрыл глаза. Сильный удар в плечо, боль в спине. В первый момент я не мог разобрать, что происходит, а потом услышал взрыв хохота. Смеялся даже преподаватель физкультуры, который безуспешно пытался удержаться от смеха, прикусив нижнюю губу. Я лежал на паркетном полу, рядом с матом, неуклюже поджав под себя ноги.
— Что случилось? — беспомощно спросил я.
— Ты прыгнул, забыв оттолкнуться, — объяснил Шульц. — Бултыхнулся, как щенок в прорубь.
— Полет кита! — сострил Бубалло.
Все рассмеялись. Я встал. Сейчас я охотнее всего растер бы ушибленные места, но мне не хотелось давать нового повода для насмешек.
— Можно, я еще раз прыгну? — попросил я учителя.
— Нельзя, — коротко возразил он. — Тебе сначала нужно отработать отталкивание, потренироваться в разбеге. Ты уже когда-нибудь прыгал через коня, Лазанек?
— Нет, но я…
— Вот и потренируйся. Погляди, делается это так. — Шульц стал на мат и пружиной взвился вверх, повторил он это несколько раз. — Так что ты потренируйся тут немного, а мы перейдем на бревно отрабатывать равновесие.
Я стал прыгать. Прыгая, я старался не думать о своем падении, о смехе одноклассников, о дрожащей губе Шульца. Отталкивание — прыжок, отталкивание — прыжок, и так, пока совсем не выдохся. Остальные ребята отрабатывали балансирование на бревне, им было не до меня.
И чем только я хуже их? В чем моя вина? Даже здесь, на уроке, я оказался в одиночестве, отделенный от остальных. Да оно и к лучшему — у них опять был бы повод для смеха: я вот отталкиваюсь изо всех сил, но отрываюсь от пола всего на каких-нибудь пару сантиметров.
Урок закончился. Я вздохнул с облегчением и быстро стал в строй. Бодрым маршем мы двинулись сначала в душевую, а потом в раздевалку.
— Не горюй, Жирный, — деланно посочувствовал мне Грозд. — Есть спортсмены и похуже тебя — в детском садике или в хирургической больнице.
— В яслях…
— У инвалидов…
— В доме престарелых…
Я пожал плечами, делая вид, что меня не трогает их болтовня. Будто я вообще их не слышу. Усилием воли я пытался сосредоточить свои мысли на чем-нибудь совершенно постороннем — представить себе наш обеденный стол, маму, расставляющую на нем тарелки с ветчиной и сыром, отца, нарезающего хлеб. Сегодня утром он проделывал все это с отсутствующим видом, думая о чем-то другом. «Ежи, — спросила его мама, — сегодня ты опять вернешься поздно?» Он виновато улыбнулся: «Ничего не поделаешь, милая. Ты ведь знаешь, какая сейчас горячая пора — пусковой период. Вот пустим завод, наладим работу — буду немного посвободнее». — «А все уже готово?» — «Да, — ответил отец. — Часть механизмов мы получили из Чехословакии. Через неделю дадим газ». Мама положила ему еще пару кусочков мясного рулета. «Через неделю ты займешься восстановлением шахты, — грустно сказала она. — У тебя все меньше остается для нас времени». И опять отец виновато улыбнулся: «Ничего не попишешь. После этой проклятой войны столько нужно успеть сделать. Да ты и сама…»