— А почему же это я вдруг не дал бы?
Дело, по-видимому, в характере человека. Арский, например, даже на минуту не хотел дать мне свою авторучку: «Испортишь, поломаешь, нельзя…» Честно говоря, я и сам без особого энтузиазма отнесся бы к просьбе дать кому-либо велосипед. А у Витека все иначе.
— А если я его испорчу? — испытующе спросил я.
— А как ты его можешь испортить?
— Значит, не боишься?
— Нет. Ведь научившись, ты станешь ездить не хуже чем я. Шансы сломать его у нас будут равные.
— А не развалится он под таким китом? — шутливо спросил я, отводя взгляд в сторону.
Когда я снова глянул на Витека, то обнаружил, что он густо покраснел. Тут только я сообразил, что именно он дал мне эту кличку. Давно это было. И давно уже он не называл меня так. Получалось, будто я пытаюсь упрекнуть его за прошлое.
— Прости, Витек, — попросил я его. — Ты не так меня понял… Ох, я совсем забыл — у меня же к тебе важное дело!
— Ну? — он все еще старался не смотреть на меня.
— Ты слышал о подземельях под нашей школой? Раньше, когда в этом здании помещался монастырь…
Я рассказал Витеку о монастырской казне, а потом об исчезновении ключа, своих подозрениях и, наконец, о перышке, которое исчезло из замочной скважины. Он слушал молча, изредка запуская пальцы в густую шевелюру.
— Интересно, — протянул он задумчиво, когда я наконец умолк. — Шульц, Халас… Скорее, Халас — уж слишком хорошо он разбирается во всех этих делах.
— А не кажется тебе, что тут может быть какая-то связь с бандой гитлеровцев, которая действует у нас в городе? Те двое, о которых я рассказывал, убежали на территорию нашей школы и там как в воду канули.
— Ты ведь говорил об этом отцу. А он что?
— Ничего, — ответил я. — И капитан Черный тоже ничего.
Коваль потрогал руль мотоцикла и ногтем подвернул какой-то винт.
— Можно попробовать, — сказал он. — Твой план очень не плох.
— Давай только подождем, пока Май выздоровеет.
— Я бы не впутывал в это дело Мая. — Коваль нахмурился. — Тут может быть что угодно, а он — сам понимаешь…
— Май смелый, — сказал я. — Он очень обидится, если не взять его с собой.
Коваль с мрачным видом задумался.
— Витек! — донесся издалека женский голос. — Что вы там возитесь? Чай стынет!
Мы вышли из сарая и направились к дому.
Вечером в городе опять поднялась стрельба. Мама не пустила меня на улицу, и я прилип к окну, безуспешно пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. Вскоре стрельба прекратилась.
Я решил дождаться отца и, погасив лампу в своей комнате, принялся разглядывать потолок, который казался большим серым пятном.
Пройдет день-другой, Май возвратится домой, и кончится мое одиночество. Сознавать это было очень приятно, так как я уже успел здорово соскучиться по своему приятелю. Правда, в последние дни мне было не так плохо, как прежде. Вроде что-то переменилось, и я уже шел в школу без прежнего чувства острой неприязни. Почему? Может быть, сыграл здесь роль Витек Коваль, а может, Флюковская… Трудно сказать. Но это вовсе не означает, что мне перестало недоставать Мая. Я по-прежнему считаю дни и даже часы, остающиеся до нашей встречи. С понедельника наступает моя очередь пользоваться велосипедом, нужно будет наладить его как следует. А в среду или четверг мы с Маем отправимся на озеро. Сейчас хорошо должна брать щука. Может, и Витек поедет с нами…
По-видимому, я все-таки заснул. Сон мой, однако, был чутким, потому что меня сразу же разбудили голоса в соседней комнате.
— Поймали их наконец, — говорил отец. — Мне только что звонил капитан Черный. Они обосновались в развалинах кирпичного завода, и взяли их там как раз в тот момент, когда они собирались на новую вылазку за добычей.
— Кто же это такие?
— Оборотни, — ответил отец. — Бывшие эсэсовцы, которые не успели удрать с армией, к ним присоединилось несколько фольксдойчей, которые прекрасно говорили по-польски. Они тут же признались во всех своих диверсиях; оказывается, поджоги, нападения, убийства — дело их рук.
— А эта стрельба…
— С нашей стороны обошлось на этот раз почти без потерь — только один милиционер получил легкое ранение. Сначала они попытались отстреливаться, но, когда поняли, что окружены, вывесили на палке белую тряпку.
— Наконец-то наступит покой…
— Да. Черный сказал мне, что взяли всю банду целиком.
Я сунул ноги в домашние шлепанцы и вошел в комнату родителей.
— Ты все еще не спишь, Мацек? — удивился отец.
— Не сплю, — ответил я. — Я слышал ваш разговор. Скажи, в этой банде был Шульц?