Она не заметила, когда перестала потеть и даже вообще пахнуть – со временем тело её стало словно бы высушенным, потеряло запах. Джил не связала это с диетой, она вообще ничего и никогда не связывала с диетой, считая поддержание в норме своего тела необходимым минимумом, в котором она просто не может себе отказать. Не помнила она, и когда у нее закончились периоды – сначала они стали нерегулярными, потом случались всё реже, и Джил со временем и вовсе забыла об этих ежемесячных ненужностях.
Время от времени она выслушивала материны нотации про её постоянные диеты, потом зазвучало хлёсткое слово «анорексия», но Джил даже не думала вслушиваться и примерять это неприятное словечко к себе – она знала наверняка, что лучше станет больной, чем даст поселиться на своём теле этому серому омерзительному жиру, который таскают на себе глупые люди.
Ей стало плохо в начале июля, она ехала тогда к родителям, и уже почти возле дома, где шоссе сворачивает на просёлок, машина вдруг перестала её слушаться. Джил пыталась выкручивать руль непослушными, словно ватными руками и заставить проклятую машину повернуть направо, на знакомую аллею, но вместо этого автомобиль её, проигнорировав поворот, вдруг ни с того и ни с сего съехал налево и тяжело ткнулся левым крылом в бетонное ограждение. Она словно во сне услышала, как одновременно загудели на обеих полосах машины, но ей уже не было дела ни до чего – на неё вдруг навалилась смертельная усталость, такая, что стало просто всё равно, куда ехать, где останавливаться и останавливаться ли вообще. Она не видела, как её обступили люди, лежала, нелепо уткнувшись лицом куда-то вперёд и в бок.
А двумя днями позже доктор Броуди выдал ей неутешительные новости и брошюру с рекламой лечебницы «Дубовый рай».
Лёжа в шезлонге, загородившись широкими полями итальянской соломенной шляпы с синей весёлой ленточкой и надписью «Venice», Джил украдкой смотрела по сторонам. Таких, как она, здесь был всего трое – одна девочка лет двенадцати, которая постоянно шмыгала носом и держалась за живот, и одна высоченная девица модельного вида, которая смерила Джил при первой встрече таким откровенно враждебным взглядом, что дежурная дружелюбная улыбка Джил моментально увяла и растаяла. Всё остальное население «Дубового рая», а было их человек тридцать или сорок, состояло из толстяков. Когда в первый день Джил увидела вокруг себя все эти колыхающиеся тела, её сильно замутило – никогда ещё ей не доводилось приближаться к жиру так близко. Но это была часть терапии – политика лечебницы была построена на групповой терапии, а потому в столовой, на занятиях психологической поддержки, во время спортивных и увеселительных мероприятий, все были вместе, и никакого разделения на «толстых» и «тонких» здесь не было.
Через неделю Джил уже спокойно устраивалась в столовой на своё местечко у окна и, не поднимая глаз, вяло ковырялась в тарелке под цепким орлиным взглядом медсестры Мэри, которая мерно разгуливала вокруг столов.
Когда новенький, огромный светловолосый парень, вышел к бассейну и неловко осмотрелся, Джил вдруг, неожиданно для самой себя, махнула ему рукой – соседний с ней шезлонг был свободен. Он суетливо кивнул и спешно направился к ней – казалось, он был рад не стоять огромным истуканом под перекрёстным огнём взглядов пациентов. На его робкое «привет» никто не ответил – это было негласное правило «Дубового рая».
– Привет, я Майк, – тяжело опустился парень рядом с Джил, и она невольно заметила, как его огромный живот привычно улёгся на ляжки. «Интересно, сколько же в нём весу», – подумала Джил, а вслух дружелюбно отозвалась:
– Джил, приятно познакомиться.
– Мне тоже, – Майк с интересом взглянул на неё и вдруг, ни с того ни сего, с восхищением присвистнул:
– Боже, какая же ты стройная!
Это было так естественно и прозвучало настолько неожиданно и мило, что Джил бросилась в голову кровь. В последние годы никто не называл её стройной, в лучшем случае, звучало слово «худенькая». Ей вдруг захотелось вытянуть подлиней ноги и повести несуществующей грудью.
– Спасибо, очень мило, действительно мило, – сдержанно отозвалась Джил, а Майк, казалось, едва сумел отвести восхищённый взгляд от её костлявого тела.
Джил стало вдруг невероятно легко, она почувствовала себя смелой и дерзкой и, потянувшись всем телом, бойко предложила:
– Поплаваем?
– А из берегов не выйдет, если я нырну? – пошутил Майк и принялся неловко и тяжело пыхтя стаскивать через голову тенниску. Затем упали на деревянный настил его огромные штаны с невероятно длинной змеёй ремня, и Майк остался в огромных баскетбольных шортах, белый и рыхлый, стесняясь своего грузного тела, но мужественно не подавая виду.