Джил тем временем спортивно преодолела барьер и грациозно, как ей казалось, нырнула в голубоватую воду. И тут же услышала:
– Берегись! – и в то же мгновение в воду, словно бомба, тяжело плюхнулось нечто гигантское, подняв фонтан брызг.
Недовольные, с шезлонгов немедленно подхватились несколько человек.
– Прошу прощения, – крикнул им вдогонку Майк, но в ответ с оставшихся шезлонгов засобирались и остальные. Майк недоуменно посмотрел на Джил, она в ответ подняла брови, шутливо поклонилась и развела под водой руками:
– Добро пожаловать в «Дубовый рай»!
Позднее, оставшись у бассейна вдвоём, они часа два болтали обо всём – лишнем и не лишнем весе, злобных подростках, непонимающих родителях и отсутствующих друзьях. Майк оказался удивительно лёгким собеседником – он охотно слушал, метко вворачивал шутки и легко делился своими историями. Когда они в какой-то момент поднялись с шезлонгов, чтобы идти на ланч, Джил снова поймала на себе его восхищённый взгляд – Майк откровенно любовался ею, причём делал это очень «по-мужски».
Через десять минут, стоя голой перед зеркалом у себя в комнате, она пыталась смотреть на себя мужскими глазами – и вот тут-то ей впервые в жизни захотелось иметь грудь, нормальную женскую грудь, а не те жалкие кусочки кожи, что беспомощно сминались под её бюстгальтером пуш-ап.
В столовой они сидели за разными столами, и Джил видела, как наивный Майк попытался заговорить с унылыми соседями по столу, а позднее нашел её глаза и весело подмигнул ей.
С того самого дня они проводили вместе почти всё время, и Джил ловила себя на том, что толстяк Майк совсем не вызывает в ней отвращения – так, её «рентгеновский» взгляд ни разу не оценил скопления жира на его теле, лишь однажды, возле бассейна, помогая ему стащить рубаху, Джил воскликнула:
– Ну и огромный же ты, Майки.
И тут же заметила, как лицо его на миг вспыхнуло и потухло, словно его внезапно пронзила боль. Джил быстро извинилась:
– Какая же я идиотка, прости меня!
– Нет-нет, что ты, всё нормально, – зачастил Майк. – Я и не думал обижаться, в конце концов, ведь ты права. Ты хоть представляешь, как много бы я дал, чтобы стать худым? Худым, как ты!
– Как я? Смеёшься? Да я здесь именно из-за этой чёртовой худобы, Майки! Мне пообещали, что я до Рождества не дотяну. Поверь, это страшно, это опасно быть слишком худым.
Джил посмотрела на Майка, который стоял перед ней в одних плавательных шортах, на его огромный, безвольный живот, пухлые, словно стекающие в руки, плечи, иксообразные тяжёлые ноги, и поймала себя на том, что это огромное тело, которое ещё совсем недавно вызвало бы в ней приступ тошноты, вызывает у неё симпатию. Он был словно бы родным, и Джил вдруг остро захотелось прижаться к нему, зарыться и потеряться в его тяжести, почувствовать его нежность. Словно услышав её, Майк вдруг неловко сгреб её в охапку и сильно прижал к себе. На Джил пахнуло теплом, плечо, куда она неловко уткнулась щекой и носом, приятно холодило кожу, и стало так хорошо, что она вдруг не справилась с собой и заплакала.
– Ну, что ты, маленькая, что ты, моя маленькая, – ласково приговаривал Майк и гладил её рукой по выпирающим лопаткам и острым плечам.
А потом они долго плавали в бассейне, и Джил всё норовила словно бы случайно касаться его под водой, задевать то ногой, то рукой, и Майк с благодарностью принимал эту игру, и пару раз осмелел и тихонько погладил её по талии, не решившись спуститься ниже или подняться выше.
Вечером, после ужина они гуляли по парку, и было вполне естественно, что как только окна главного корпуса остались за поворотом, они взялись за руки и больше их не разнимали. Его губы были немного солёными, он целовал её робко, а когда Джил пылко обнимала его, стараясь покрепче прижаться, Майк вдруг спросил:
– Скажи, я сильно огромный, а?
– Глупый ты, а не огромный, – ответила Джил и ещё сильнее прижалась к нему. Ей вдруг подумалось, что, наверное, они смотрятся вместе нелепо – толстый и тонкая, но даже это словно бы добавляло остроты её к нему отношению.
Позднее, уже в комнате Джил, она стояла перед ним совсем голая, неловко опустив по швам руки. Майк смотрел на нее во все глаза и не мог двинуться, словно перед ним было божество.
– Джил, боже мой, ты такая прекрасная, такая прекрасная, – на выдохе, глухо всё повторял он, жадно глядя на её почти несуществующую грудь с тёмными торчащими сосками, на выпирающие тазовые кости, на узловатые колени и тонкие руки, заканчивающиеся огромными кистями. Но Майк не видел всего этого – перед ним стояла богиня, совершенная и желанная настолько, что страшно было даже подумать о том, чтобы к ней прикоснуться. А потому богиня подошла к нему сама, смущаясь, села к нему на колени и позволила провести ладонями по батарее ребер на спине, по хрупкому выпирающему позвоночнику и впалым ягодицам.