Мария НЕКРАСОВА
ТОЛСТЫЙ НА КЛАДБИЩЕ ДИКАРЕЙ
Глава I
Каникулы у черта на куличках
«Только чокнутый самоубийца может поехать на летние каникулы с тетей Музой. Представьте: у самого синего (пардон, черного) моря, ни ванной, ни телека, ни холодильника; до ближайшего человеческого жилья сорок минут пешком или час на машине! А теперь уезжаем еще дальше, вообще к черту на кулички…» – Тонкий трясся на заднем сиденье тетиного «Жигуля», разглядывая одинаково сухие кустики бессмертника за окном. Иногда он якобы случайно пихал бедром Ленку. Обычно сестренка не терпела фамильярностей, но тут понимала: дорога горная, крымская, вся из глины и песка, дрянь в общем, а не дорога. Станешь возникать – братец отмажется только так. Иногда для порядка она тоже пихала Тонкого в бок, шипела: «Ну Сань!», – или нарочито ворчала:
– Когда ж приедем-то?
Тетя Муза сидела за рулем, место рядом с ней пустовало, толкать ей было некого, и поэтому она одна сохраняла оперскую невозмутимость.
– Приедем, когда закупим продуктов и подыщем подходящее местечко, – отвечала она, не уточняя, когда именно это будет, может, через час, а может, к концу недели.
Тетя – старший оперуполномоченный – это что-то. Лучше тигренка завести. По крайней мере, знаешь, чего от него ждать, да и в клетке запереть можно. Этим летом в Крыму тетя (не без помощи Тонкого, разумеется) разоблачила банду браконьеров. Местные власти были благодарны и ей, и Сашке, а вот бабульки из ближайшей деревни, куда Тонкий ходил за фруктами, стали обходить тетю десятой дорогой (мало ли что). И фруктов больше не продавали.
Толстый, как всегда, сидел у Сашки на плече и щекотался усами. Он тоже внес немаленькую лепту в раскрытие дела браконьеров, но деревенские бабульки боялись его только за то, что он – крыса. Толстому норовили подкинуть крысиного яду, да еще подстрекали своих внуков устраивать по ночам крысиную охоту.
Всю еду и пресную воду давно оприходовали наглые ежики. Они приходили в палатку по ночам и, нисколько не стесняясь спящих хозяев, поедали все, что находили съедобным. Остался только бензин.
Тетя Муза лихо выкручивала руль по ухабистой горной дороге:
– Закупимся в городе и поедем искать другое место, чтобы никаких старушек вокруг.
Тонкий попытался представить себе такое место в Крыму: море, горы, поля… И ни души! Благодать! Если не считать, конечно, тети Музы. Собственно, Тонкий и уговорил тетю переехать подальше, потому что боялся за верного крыса. Он понимал, что тетя здесь ни при чем, но все равно злился.
– Как без старушек-то? – ворчал он со своего заднего сиденья. – Что ли, как робинзоны будем жить натуральным хозяйством? Или каждый день в город мотаться два часа?
– Нам через неделю уже в Москву, – отрубила тетя. – Закупим продуктов побольше – и все дела. А если не хватит – сходишь пешочком.
Тонкий прикусил язык. Для тех, кто не знает тетю Музу: про пешую прогулку до города она не шутила.
За окном пробегали чинары. Ленка злобно вертела в руках бесполезный плеер – батарейки давно сели, и чудо техники могло быть использовано только в качестве кирпича для их будущего робинзонского домика. Толстый уснул у Сашки на коленях.
Деревня осталась далеко позади. Минутах в сорока, если ехать на машине со скоростью пешехода (ухабы ведь!) или в пятнадцати – если бежать впереди тетиного «жигуленка» на своих двоих.
На дорогу выскочил деревенский пацанчик, лет девяти, в грязной майке и огромных потертых джинсах, явно одолженных у старшего брата. Он небрежно махнул рукой, голосуя, и кинулся под колеса.
– Ч-черт, – шепотом ругнулась тетя, но проехать мимо не смогла. Пацанчик по-свойски распахнул дверцу, плюхнулся на переднее сиденье и базарным тоном потребовал:
– Теть, до города подвези!
От такой наглости тетя даже отпустила педаль тормоза, и машину стремительно рвануло вниз по дороге.
– Какой тебе годик? – спросила она, снова притормаживая.
Пацан шмыгнул носом, вытерся рукавом, и буркнул незнакомое слово:
– Пжалста…
– Один, без взрослых… – продолжала педагогические упражнения тетя Муза.
– Меня отец за чаем послал, – быстро сказал пацан, в надежде, что это подействует.
Тетя пожала плечами, за чаем так за чаем:
– Только пересядь назад.
Пацанчик оказался на редкость болтлив. За час дороги Толстый, Тонкий, Ленка и тетя узнали, что зовут его Федькой, что подсолнухи в этом году большие, что коза у них дура – дает нежирное молоко, и что он, Федька, болеет за «Спартак», хотя телека у них в доме нет.
– К соседям смотреть бегаю, – пожаловался он, – а те вредные, ужас! Как зайду: «Феденька, здравствуй, садись, уже начинается!», как соберусь уходить: «Феденька, а ты в огороде не поможешь? Умаялись за день, поясницу так и ломит». Мне уж неудобно отказываться. – Он скорчил такую кислую мину, что стало ясно: ни один билет на футбол еще не обходился так дорого ни одному местному болельщику.
– Эксплуатация детского труда, – механически отчеканила тетя Муза. – Дался тебе этот футбол?!
Пацанчик всхлипнул что-то вроде: «Ну нравится», и сменил тему:
– А вы тут отдыхаете? – Как будто и так неясно. Ему никто и не ответил, потому что вопрос был глупый. Тонкий решил поддержать пацана:
– Ищем новое место.
– Дикарями, что ли?
– Угу, – жалобно поддакнула Ленка. – Она все еще дулась. – Тетя хочет, чтобы мы как робинзоны, подальше от человеческого жилья…
– А хотите, я вам местечко классное покажу, – оживился Федька, – ни души!
Тетя кивнула: «покажешь», а Ленке вообще ничего не сказала, вопрос о дикарском отдыхе они обсудили еще в Москве. Из длинного тетиного монолога племянники поняли только одно: опера не переспоришь.
Машина свернула на асфальтовую городскую дорогу.
– Тебе до рынка?
– Ага, – буркнул пацан, вытирая нос рукавом (что за привычка такая!) – И если можно, обратно. – Быстро выпалил он. – Я ж обещал местечко показать!
Тетя припарковалась у рынка.
Пацанчик первый выскочил из машины:
– Я вас отыщу! – И скрылся среди лотков.
Что может быть интересного в походе на рынок? Кричащие торговки, давленые помидоры, тяжелые баулы… Когда вся навьюченная, будто мини-караван, команда собралась у тетиного «жигуленка», Федька уже ждал, вальяжно развалившись на раскаленном капоте. «Как ему спину-то не жжет», – успел подумать Тонкий, прежде чем тетя любезно распахнула багажник: сваливай, мол, Санечка, свои сумки! Тонкий свалил (стало легче), тетя тоже, и Ленка скромно швырнула легенький пакетик (боялась надорваться, бедняжка). И вся компания дружно погрузилась в машину.
Тетя Муза с ходу взяла быка за рога:
– Что за место-то, Федь? До деревни далеко?
Федька опять вытер нос рукавом, громко шмыгнув при этом, и небрежно изрек:
– Пешком – минут сорок. На машине – дольше. И дикарей вокруг – никого.
– Там, что ли, завод по переработке ядерных отходов? – спросила циничная Ленка. Федька хохотнул:
– Не, просто местность такая: горы, пещеры, камни, заброшенные поля, до деревни опять же далеко… Вот никто и не хочет там отдыхать. – Он засопел, явно силясь вспомнить незнакомое слово, и через пару секунд выдал:
– Рельеф не тот.
– А почему ты думаешь, что нам там будет удобно? – подозрительно спросила тетя Муза. Федька пожал плечами:
– Сами хотели подальше.
– Тогда почему сразу не в Турцию? – вмешалась Ленка.
– Могу не показывать…
– Нет уж, пожалуйста, покажи, – приказала тетя Муза. – А мы уж решим, подойдет оно нам или нет.
На том и договорились. Городская асфальтовая дорога кончилась так же быстро, как и началась. Машину скоро затрясло по глиняным ухабам, по низеньким, но прочным кустикам бессмертника. Интересно, можно бессмертником проколоть шину? Хотелось подремать, но поди попробуй, когда едешь, будто в центрифуге. Толстому, впрочем, удалось – крысы хорошо переносят качку, Ленке спать не хотелось – она купила батарейки и врубила плеер на полную (тетя не держала магнитолы в своем «жигуленке»), Федьке надо было показывать дорогу, тете – вести машину. Один Тонкий сидел и мучался, силясь хоть немного вздремнуть. Он закрывал глаза, но на следующем же машинном подскоке они распахивались, будто незастегнутые крышки чемоданов. Взору представали чинары и поля. Тонкий злился, закрывал глаза, и все начиналось снова.