На четырех прозрачных тонких шпагатах осторожно спустили в гамаке человека, закутанного в простыни. Быков принял его на руки и с помощью санитаров уложил на носилки. С удивлением и жалостью он увидел, что по лицу больного текут слезы.
– Земье, – прошептал больной. – Земье, модре небо… синее…
– Да-да, товарищ Дивишек, Земля! – Краюхин наклонился над ним. – Теперь все будет хорошо. Через несколько часов будете в Москве, подлечитесь, а там домой, на отдых.
– Декую, соудругу…
– Передайте распоряжение, – обратился Краюхин к врачу, – чтобы больного немедленно – то есть после оказания ему помощи нашими средствами – отправили на моем самолете.
– Слушаюсь, Николай Захарович.
Тем временем Ляхов и его двое спутников тоже сошли на землю. Наскоро поздоровавшись с товарищами, они подошли к носилкам.
– До свидания, Ян! – сказал Ляхов. – Поправляйся – и снова за работу, дружище!
Худощавая круглолицая женщина в просторном комбинезоне ласково погладила чеха по щеке:
– Выздоравливайте скорее, товарищ Дивишек. Привет вашей семье.
– Декую, соудругу… Спасибо, спасибо, – бормотал Дивишек, пожимая их руки худыми пальцами. – Очень много спасибо!
Все молча проводили глазами улетающий вертолет. Ляхов взглянул на просветлевшее небо, на неясные очертания далеких холмов и слабо улыбнулся.
– Вот и снова на Земле, – сказал он. – Снова дома… Но какая машина, друзья мои! Какая машина!
– Погодите, товарищи… – Спицын схватил Ляхова за плечо и подвел его к круглолицей женщине. – Чокан, встань слева от Веры, пожалуйста…
Третий член экипажа, высокий молчаливый казах, нахмурился:
– Опять снимать будешь?
– Да-да…
Спицын попятился, не спуская с них глаз, достал из кармана миниатюрный киноаппарат и, присев на корточки, заснял несколько метров.
– Довольно! – сердито сказал Краюхин. – Немедленно в машину – в город и отдыхать! Без разговоров! Разговаривать будем вечером.
– Одну минуту, Николай Захарович… – Ляхов повернулся к Быкову. – Если не ошибаюсь, вы новый член экипажа?
– Да, познакомьтесь, – спохватился Краюхин. – Быков Алексей Петрович. Химик, инженер-ядерник, водитель. Василий Семенович Ляхов – пилот… Верочка, идите сюда. Вера Николаевна Василевская – штурман. Чокан Кунанбаев – бортинженер.
Быков и ляховцы обменялись рукопожатиями.
– Так, – сказал Краюхин. – А теперь – в город!
– Вечером увидимся, – ласково кивнул Быкову Ляхов.
– Мы с вами, Анатолий Борисович, останемся на часок здесь, – обратился Краюхин к Ермакову. – Осмотрим «Хиус». Вы тоже, Быков. Кстати, поговорим с начальником группы обслуживания. Вон он катит… Остальные свободны.
По полю к «Хиусу» ползла вереница машин – полугусеничные грузовики, тракторы, подъемные краны на колесах.
– Скажите им, пусть обратят внимание на третий реактор, – сказал Чокан. – Особое внимание! Что-то релейная система барахлит… Да ладно, завтра сам скажу.
Они уехали, и Быков с бьющимся от волнения сердцем полез вслед за Краюхиным и Ермаковым по гибкой, но прочной лестнице. В кубической камере, куда открывался люк, Краюхин сказал:
– Здесь тамбур – кессон – для выхода в безвоздушное пространство или в среду с ядовитой атмосферой. Тесновато, так?
– Да нет… ничего как будто, – нерешительно пробормотал Быков.
– Тесно, тесно! – брюзгливо проворчал Краюхин. – Многого не рассчитали, когда проектировали. Вот начнем разгружаться и грузиться – увидите. Придется пропустить десятки тонн груза через три таких вот игольных ушка. – Он ткнул пальцем в сторону люка. – В самом корабле и того хуже, так. Переходы узкие, перегорожены переборками с комингсами.
– С точки зрения герметичности и безопасности от метеоритов это дает большие преимущества, – заметил Ермаков.
Они прошли камеру и стали подниматься по гофрированным ступенькам ярко освещенного коридора.
– Термоядерная ракета – дело, так сказать, новое, – говорил Краюхин. – Многих ее возможностей и преимуществ не учли, проектировали по старинке, как обычные ракеты. Рутина, ничего не поделаешь… А вот здесь начинается новое…
Краюхин толкнул тяжелую стальную дверь, и они оказались в обширном помещении, заполненном незнакомыми Быкову приборами и распределительными щитами.
– Здесь рубка, – сказал Краюхин. – А там, – он указал на стену напротив входа, – за титановым кожухом находится сердце «Хиуса» – фотореактор. Специальное устройство создает поток плазмы, поток голых тритонов, ядер сверхтяжелого водорода, который крошечными порциями, по нескольку тысяч порций в секунду, выбрасывается вниз. Мощное электромагнитное поле, образуемое пятью соленоидами над реакторными кольцами, резко тормозит комочек плазмы, в результате чего в нем начинается термоядерная реакция. Точка торможения находится в фокусе параболического зеркала – нижней поверхности корпуса «Хиуса». Плотный поток фотонов, нейтронов, ядер гелия и непрореагировавших тритонов бьет в зеркало и создает огромную тягу… Конечно, – добавил Краюхин, помолчав, – не будь слоя «абсолютного отражателя», корпус корабля мгновенно, так сказать, прогорел бы насквозь. Первый «Хиус» сгорел потому, что где-то был нарушен этот защитный слой.