— Хозяин, пойдем… ради нее… Ты обещал ей.
Говоря это, он приподнял меня за локоть и помог выпрямиться… О, Шиомарра, куда подевался твой чистый голос, каким ты пела накануне свою любимую песню? А твой беспримерный оптимизм? Где твои ободряющие слова, веселые восклицания? Сгорели, развеялись по ветру, как дым от венедского флота, утонули в грозном море, которое зовется судьбой.
Чуть позже мы встретили отряд, в котором были десять наших лесорубов из Эпониака, из тех, кого я оставил сторожить римский лагерь на полуострове. Они стали свидетелями нашего поражения. И, побросав в страхе оружие, растерянные, бежали в беспорядке к югу и рассеялись по лесам.
— Трусы! — прикрикнул я на них. — Если бы вы остались там, где я вас оставил, Цезарю пришлось бы сойти с галер на берег, вместо того чтобы плыть на штурм островов. Венедия была бы спасена!
— Нет, — печально отвечали они, — мы не спасли бы их! Для них все уже было кончено. Дариориг выкинул белый флаг. И все другие города на островах тоже.
Еще позже мы наткнулись на чудом спасшегося капитана одного из баркасов. Он подтвердил слова лесорубов:
— Наши города сдались без боя. Женщины встречали победителей, взойдя на укрепления. Чтобы умилостивить их, они обнажили груди. Всех старейшин и друидов допрашивал сам Цезарь. Это наш конец…
— Мы сможем отвоевать города, если сохранилась наземная армия, — воскликнул я.
— Наш флот сожжен, лучшие воины утонули, что мы можем теперь сделать?
— Наземная армия отрежет Цезаря!
— Ее больше нет. Никого больше не осталось, кроме женщин и стариков. Хуриус погиб! Все погибли!
Вот как Цезарь опрокинул мои обманчивые надежды…
«Легко зажигающиеся, — писал он, — галлы не способны прилагать длительные усилия, они внезапно переходят от приступов наивысшей отваги к бездействию, предпочитают обвинять богов, злые силы и предателей, чем признаться в своей недальновидности, непостоянстве, невероятной беспечности».
К вечеру мы вышли к деревеньке на берегу Луары. Там мы смогли наконец поесть и отдохнуть. К нам вошел друид и предложил осмотреть Шиомарру. Я бросился к нему:
— Это королева арбатилов, спаси ее!
Он покачал головой:
— Перед лицом страданий и смерти не бывает ни принцев, ни королев.
Осмотрев рану, он сказал:
— Не надейся понапрасну, чужеземец. Кость ее черепа пробита насквозь, а крови в ней почти не осталось.
Я думал, Шиомарра слишком слаба, чтобы услышать его слова. Но после ухода друида я почувствовал, как ее пальцы перебирают мех ложа в поисках моей руки. Голос, еле слышно звучавший, был так слаб, что мне пришлось скорее угадывать, чем слушать то, что она говорит:
— Отнеси меня… К Праведной горе…
— Я отнесу тебя, чего бы это ни стоило!
Слабое движение губ обозначало ее попытку улыбнуться. Она прошептала:
— Поцелуй меня…
Подавляя рыдание, я поцеловал ее губы, которые приоткрылись в ответ и замерли. Моя любимая покинула этот мир. Из-под ее закрытых ресниц выкатилась слеза, розовая от крови раненого глаза, и докатилась до неподвижных ноздрей.
Глава VII
Песчаное ложе для ее тела я готовил собственными руками. С таким старанием, так заботливо я не делал до тех пор в жизни ничего. Я хоронил самое дорогое, что было в моей жизни, и, стоя на коленях и разгребая песок при свете сотни факелов, бормотал, стараясь заглушить рыдания, подступившие к горлу:
«Это место для спины, здесь — для плеч, здесь вытянутся ее ноги…»
И так — для каждой части ее тела: для лодыжек, для маленького затылка, хрупких рук. Ее тело ожидало погребения под переливающимися сводами грота. Ее привезли в пещеру на Праведной горе на ритуальной повозке.
За мной внимательно следили глаза сотен людей. Тех, в ком проснулось запоздалое сочувствие, а также тех, для кого мои страдания служили поводом для злорадства. Но моя Шиомарра, которая перенеслась на Счастливые Острова, знавшая до самых глубин мое сердце, понимала и истинную цену моих слез, моего настойчивого желания умереть. Не из трусости, а из стремления не видеть той правды, которая открылась нам по возвращении в Эпониак.
У ворот города мы были схвачены стражей Оскро и отведены в Верховный Дом, несмотря на все мои протесты. Там нас вместе с телом Шиомарры заперли в одной из комнат. Никто не вступился за нас. Ни одного голоса не раздалось в нашу защиту — ни в городе, ни в крепости. Дивиак был мертв: странным образом он был задет копытом лошади сразу после нашего отъезда к морю. Его преемник по приказанию Оскро сообщил мне, что после того как тело королевы будет похоронено, жители города призовут меня к ответу за ее гибель.