А я так и живу в Реньевиле, на берегу Сиены, неподалеку от моря, а там, у самого горизонта, виднеются острова — они и поныне зовут меня. Есть у меня и свои владения: лес, где дичи всякой ловить не переловить, виноградники, о которых я уже рассказывал, две деревни и дом, что стоит на самой вершине скалы. Я надеюсь, что со временем забуду все, о чем написал. Да, я думаю, отныне все это мало-помалу сотрется в памяти моей, как поблекнут лики и краски на вышивке, что украшает Байейский собор. Но скоро ли? Когда наступают вечерние сумерки, я вновь и вновь возвращаюсь в прошлое: вижу себя на морском берегу, тьму кораблей в море, скопище лошадей и всадников, епископа Одона, графа де Мортена, интенданта Вадара, сира Вильгельма, Гарольда и воинов его, нашу конницу, мчавшуюся на штурм Тельхэмского холма, лучников, павших и живых, деревья и кровли — все это мелькает перед глазами, будто тени, чтобы затем исчезнуть и снова вернуться. Воистину сила памяти человеческой безмерна: проходят годы, а она все живет в нас и не дает покоя.
Ко мне вот-вот должен заглянуть Герар. Мы, по обыкновению, разделим с ним веселую обильную трапезу, сдобренную хорошими винами, потом я прочту ему окончание моего рассказа, а Герар еще вспомнит какие-то детали, что я забыл упомянуть, и непременно осыпет меня упреками.
Толстая свеча стоит на своем обычном месте — в огромном кованом подсвечнике. Пламя ее выхватывает из темноты испещренный прожилками пергамент на шероховатой доске и буквы, выведенные моею рукою. Сарацинка терпеливо ожидает, пока я отложу перо. Она сидит в массивном резном кресле, что я подарил ей, и поглаживает кота, которого подобрала в лесу. Глаза у него зеленые, точно у бесенка, шкура полосатая, а брюшко белое, как у лисицы. Мирга приручила его лаской. Я вижу, как она склоняет над зверьком черноволосую голову и целует в мордочку. Но я не ревную ее и ничуть не сержусь, хотя матушке моей подобные ласки явно не по душе. Что мне сказать на это? Сарацинка свыклась с нашими обычаями. Ей нравится в Реньевиле. А этот кот — единственное существо, напоминающее ей о прежней дикой жизни.
