После переговоров между уполномоченным версальского правительства и представителем германского командования, в Руане 28 марта была заключена конвенция между Германией и версальским правительством: Тьеру было разрешено увеличить свою армию в парижском районе до 80 тысяч человек, т. е. удвоить ее по сравнению с условиями прелиминарного мира. Кроме того, должна была начаться репатриация французских военнопленных, часть которых могла поступить в распоряжение версальского командования. Через некоторое время Бисмарк разрешил Тьеру еще больше увеличить версальскую армию.
Правительство Коммуны в лице Клюзере попыталось вступить в переговоры с германскими оккупационными властями, стремясь обеспечить себе их нейтралитет. Бисмарк, сломив сопротивление Вильгельма I, пошел на эти переговоры. Он телеграфировал германскому представителю при версальском правительстве генералу Фабрици: «Прикажите ответить Клюзере, что вы готовы выслушать предложения, которые он намерен вам сделать, и довести их до моего сведения. Желательно было бы выпытать у него, из каких средств Коммуна рассчитывает уплатить контрибуцию». В апреле состоялись переговоры между Клюзере и представителем германского канцлера. Бисмарк явно хотел использовать эти переговоры для того, чтобы шантажировать версальское правительство, побудить его к скорейшему заключению окончательного мирного договора и подороже продать версальцам свою помощь при подавлении Коммуны.
Фавр попытался было обратиться в Петербург с жалобой и с просьбой к Горчакову переговорить по этому вопросу с Бисмарком: «Производя давление и отказывая нам в моральной поддержке, которую она сначала предоставила, а затем отняла, Пруссия становится пособницей Парижской Коммуны», — писал Фавр французскому послу в Петербурге Габриаку. — «Мы докажем это перед лицом всего мира, если нас к этому принудят».
Русский канцлер заявил французскому послу, что считает упреки Фавра необоснованными. Он предложил версальскому правительству поспешить с окончательным заключением мира и лояльно выполнить вытекающие из него обязательства. То же самое сказал Габриаку и Александр II. Фавр должен был смириться.
Диктатура пролетариата в Париже, горячее сочувствие Коммуне со стороны Интернационала, радостное возбуждение в тогдашней революционной общественности всей Европы — все это стало внушать беспокойство монархам и руководящим буржуазным деятелям Европы. Все они сознавали, что существующему социальному и политическому строю грозит серьезная опасность. Особенно волновалось царское правительство. «Можно быть уверенным, — писал Габриак 7 мая Фавру, — что Россия сделала и сделает все от нее зависящее, чтобы добиться от Пруссии предоставления вам необходимых облегчений для подавления восстания. Горчаков только что объявил это мне официально и с гораздо большей ясностью, чем при нашей последней беседе... Он сказал мне, что император, так же, как и он сам, понимает необходимость притти нам на помощь для подавления мятежа, который своими разветвлениями угрожает всему европейскому обществу».
В конце концов переговоры о сотрудничестве Бисмарка с Тьером против Коммуны окончились желательным для версальцев соглашением.
6 мая 1871 г. во Франкфурте-на-Майне начались мирные переговоры между Фавром и Бисмарком; 10 мая они завершились подписанием мирного договора. Эти переговоры оказались непосредственно связанными с вопросом о подавлении парижского восстания.
Накануне заключения мира (т. е. 9 мая 1871 г.) Бисмарк сообщил Мольтке из Франкфурта-на-Майне, где он вел переговоры с Фавром: «в силу тайного устного дополнительного соглашения мы допустим прохождение [версальских войск] через наши линии и заблокируем Париж с нашей стороны». И действительно, в решающие дни борьбы между Коммуной и версальцами, немцы не пропускали в Париж продовольствия. Они никому не позволяли бежать от расправы версальских палачей. Зато версальские войска они пропустили сквозь оккупированную зону к северным предместьям столицы. Вопреки предостережению Маркса, Коммуна не ожидала нападения с этой стороны, неосторожно понадеявшись на «нейтралитет» пруссаков.