К сожалению, мне почти совсем не удалось проникнуть в смысл вышесказанного.
— Что еще за признание сэра Уоткина?
— Упомянутое признание было сделано в разговоре, состоявшемся сразу после обеда, сэр. Мисс Бинг мне сообщила, что хочет в последний раз воззвать к лучшим чувствам сэра Уоткина. Как известно, мисс Бинг принимает близко к сердцу историю, связанную со статуэткой из черного янтаря. Ей казалось, что имеет смысл хорошенько усовестить сэра Уоткина. К ее большому удивлению, едва она приступила к разговору, сэр Уоткин добродушно рассмеялся и спросил, умеет ли она хранить тайну. После чего признался, что в истории, которую он поведал мистеру Траверсу, нет ни слова правды и что на самом деле он заплатил майору Планку за упомянутый предмет искусства тысячу фунтов.
Прошло немало времени, прежде чем мне удалось понять, о чем он толкует.
— Тысячу соверенов?
— Да, сэр.
— Не пятерку?
— Нет, сэр.
— Вы хотите сказать, что он солгал дяде Тому?
— Да, сэр.
— Но какого черта?
Сейчас скажет, что понятия не имеет, подумал я. Как бы не так!
— Полагаю, побудительная причина очевидна, сэр.
— Только не для меня.
— Сэром Уоткином двигало желание вызвать зависть мистера Траверса. Мистер Траверс коллекционер, а любой коллекционер чувствует себя несчастным, когда узнает, что его собрат приобрел ценный objet d'art за незначительную сумму.
Наконец я врубился. Понял, о чем речь. Узнать, что Бассет отхватил тысячефунтовую вещицу за гроши, — это же для дяди Тома все равно что испить стакан желчи с полынью. Стиффи говорила, что на нем лица не было, и я этому охотно верю. Бедняга, наверное, чуть Богу душу не отдал.
— Дживс, вы попали в самую точку. Именно этого Бассет и. добивался. Его хлебом не корми, только дай отравить жизнь дяде Тому. Ну и фрукт!
— Да, сэр.
— Дживс, а вы способны на такое?
— Нет, сэр.
— Я тоже. Видите, что значит быть мировым судьей, как пагубно это сказывается на нравственности? Помнится, еще сидя на скамье подсудимых, я заметил, как у него бегают глаза, и подумал, что такому человеку ни в чем нельзя верить. По-моему, все мировые судьи таковы.
— Возможны исключения, сэр.
— Сомневаюсь. Все как один бессовестные лгуны. Итак, я трудился… как это, Дживс?
— Втуне, сэр.
— В чем? В туне? Звучит как-то странно, но, думаю, вы правы, Дживс… Да, жаль, что я ничего этого не знал, когда предстал перед Планком. Не подвергся бы таким ужасным испытаниям.
— Вполне понимаю, какое нервное потрясение вам пришлось пережить, сэр. К несчастью, у меня не было возможности добраться сюда раньше.
— Кстати, интересно, как вы добрались? Не пешком же.
— Нет, сэр. Я позаимствовал автомобиль у мисс Бинг. Оставил его, не доезжая досюда, остаток пути прошел пешком. Услышав голоса, я подошел к французскому окну и стал так, что позволило мне вмешаться в разговор в критический момент.
— Дживс, вы чрезвычайно находчивы.
— Благодарю вас, сэр.
— Мне бы хотелось выразить вам свою признательность. От души вас поблагодарить.
— Не за что, сэр. Всегда рад вам служить, сэр.
— Если бы не вы, Планк в два счета упрятал бы меня за решетку. Кстати, кто он такой? По-моему, какой-то ученый.
— Да, сэр.
— И кажется, высокого полета.
— Без сомнения, сэр. Недавно вернулся из экспедиции в Бразилию. Этот дом унаследовал после смерти крестного отца. Разводит коккер-спаниелей, страдает от малярии, ест только обезжиренный белковый хлеб.
— Вы, кажется, выведали всю подноготную.
— Я навел справки в почтовом отделении, сэр. Старушка за прилавком оказалась весьма информированной особой. Я также узнал, что майор Планк большой поклонник футбола-регби, и он надеется создать в Хокли высокопрофессиональную команду.
— Да, он мне говорил. Кстати, Дживс, вы случайно не пропфорвард?
— Нет, сэр. Честно говоря, мне неизвестно, что этот термин означает.
— Мне тоже, за исключением того, что без этого типа ни одна футбольная команда не может одолеть противника, сколько ни старается. Как я понимаю, Планк днем с огнем его ищет, но, видно, тоже втуне. Очень грустно, как подумаешь. Куча денег, стада коккер-спаниелей, тонны обезжиренного белкового хлеба и ни одного пропфорварда. Такова жизнь.