Чем ближе они подходили к дому, тем отчаяннее становился вой. Эхо разносило его по всему хутору, и казалось, что лес вокруг полон волков и что они отзываются на жалобный вопль плененного собрата.
Но Альфред сказал:
— Чудно воет этот волк! Послушай-ка!
Они замерли на месте, освещенные лунным светом, и прислушались.
— На помощь! На помощь! На помощь! — вопил волк.
Тут у Эмиля радостно сверкнули глаза.
— Оборотень! — закричал он. — Правда, я не очень верю, что это оборотень!
Прыжок, другой, и он первым добрался до ямы. И тут Эмиль увидел, что за волка он поймал. И не оборотня вовсе, а злосчастную Командоршу!
Эмиль рассвирепел. Что ей надо в его яме?! Ведь он-то хотел поймать настоящего волка! Потом он задумался. Может, не так уж плохо, что старостиха угодила в яму? Не мешает проучить ее как следует, чтобы она подобрела и чтобы злости в ней поубавилось. А может, и совесть в ней проснется! И Эмиль закричал Альфреду и Иде:
— Сюда! Сюда! Посмотрите на эту страшную лохматую зверюгу!
Втроем они стояли на краю ямы и смотрели вниз на старостиху, которая в своей серой шерстяной шали и впрямь походила на волчицу.
— Ты точно знаешь, что это оборотень? — дрожащим голосом спросила маленькая Ида.
— Еще бы не оборотень! — ответил Эмиль. — Злобная старая волчица, получеловек-полуволчица — вот кто это, и опаснее ее на свете зверя нет!
— Ага! Оборотни еще страсть как прожорливы! — подхватил Альфред.
— Поглядите на нее, — сказал Эмиль. — Она, верно, немало сожрала на своем веку. Зато теперь ей конец. Альфред, дай-ка мою ружейку!
— Не стреляй, Эмиль, миленький, неужто ты не узнаешь меня?! — завопила Командорша, до смерти испугавшись, как только Эмиль заговорил про ружье. Она ведь не знала, что у Эмиля было только игрушечное ружье, которое ему смастерил Альфред.
— Слыхал, Альфред, что прорычала волчица? — спросил Эмиль. — Я что-то не разобрал.
Альфред покачал головой:
— И я ничего не понял.
— А мне и дела нет до ее слов, — сказал Эмиль. — Дай-ка мою ружейку, Альфред.
Тогда старостиха заорала:
— Вы что, ослепли, что ли, это же я свалилась в яму!
— Что она говорит? — спросил Эмиль. — Хочет знать, видели ли мы ее тетку?
— Мы ее не видали, — поддержал мальчика Альфред.
— Нет, куда там, да и, к счастью, тетку ее тетки тоже, — выпалил Эмиль. — Иначе яма была бы битком набита старыми волчицами-оборотнями. Дай мою ружейку, Альфред!
Тут уж Командорша заголосила что было мочи, а потом, всхлипывая, забормотала:
— Вот злодеи, вот уж злодеи-то!
— Она говорит, что любит пальты? — удивленно спросил Эмиль.
— Да, ясное дело, любит, — ответил Альфред, — только у нас ни одного пальта нет.
— He-а, во всем Смоланде не осталось больше ни единого пальта, — подтвердил Эмиль. — Все слопала Командорша.
Старостиха завыла пуще прежнего. Она поняла, что Эмиль узнал, как подло она обошлась с Дурнем-Юкке и другими бедняками. Она так убивалась, что Эмилю стало жаль ее, потому что сердце у этого мальчика было золотое. Но если хочешь, чтобы жизнь в богадельне стала лучше, так просто отпустить старостиху нельзя.
— Послушай-ка, Альфред, — сказал он, — приглядись получше к волчице, по-моему, она чем-то похожа на Командоршу из богадельни, а?
— Ой, чур меня, упаси и помилуй! — воскликнул Альфред. — Да Командорша будет почище всех смоландских оборотней, вместе взятых.
— Это уж точно, — согласился Эмиль. — Ясное дело, волчицы-оборотни просто добрые по сравнению с ней. Она-то никому добра не сделает! Все-таки интересно, кто в самом деле стащил ту колбаску из шкафа на чердаке?
— Я! — жалобно закричала Командорша. — Я! Сознаюсь во всем, только вытащите меня отсюда!
Эмиль и Альфред с улыбкой переглянулись.
— Альфред, — сказал Эмиль. — Ты что, ослеп? Неужто не видишь, что это Командорша, а никакой не оборотень!
— Что за наваждение! — воскликнул Альфред. — И как это мы могли так обознаться?
— Сам не понимаю, — ответил Эмиль. — Она похожа на волчицу-оборотня, только у той не может быть такой шали.
— Нет, шали у оборотней нет. Но вот усы тоже есть, верно?
— Ну и дела. Теперь, Альфред, надо помочь Командорше, тащи лестницу!
Наконец в волчью яму спустили лестницу. Старостиха с громким плачем выбралась наверх и бросилась наутек, только пятки засверкали. Никогда в жизни ноги ее больше не будет в Каттхульте! Но прежде чем старостиха скрылась за холмом, она обернулась и крикнула: