Все это говорило о прошлом, о прошлом их Америки, которое было особенно дорого Кэрол и Кенникоту еще потому, что они открывали его вдвоем. На ходу они разговаривали как-то более откровенно, более интимно. Они переправлялись на пароме через Миннесоту. Взбирались на холм к круглой каменной башне форта Снеллинг. Смотрели на слияние Миссисипи и Миннесоты и вспоминали людей, пришедших сюда восемьдесят лет назад, — мэнских дровосеков, нью-йоркских торговцев, солдат с холмов Мэриленда.
— Как хороша наша страна, и как я горжусь ею! Давайте сделаем ее такой, какой мечтали ее видеть все эти люди! — Отнюдь не сентиментальный Кенникот был так растроган, что готов был произносить обеты.
— Давайте!
— Поедемте со мной! Поедемте в Гофер-Прери! Вы научите нас, как это сделать. Приобщите наш город к искусству, сделайте его… художественным. Это чертовски милый городок, но я признаю: от искусства мы все далеки. Надо думать, что наш лесной склад уступает греческим храмам. Поезжайте туда! Переделайте нас!
— Я бы с удовольствием. Как-нибудь…
— Теперь! Вы полюбите Гофер-Прери. Последние годы мы много занимались газонами, садами, и он такой уютный — большие деревья и… лучшие люди на свете. И все очень способные. Я уверен, что Льюк Доусон…
Кэрол пропускала имена мимо ушей. Она не представляла себе, чтобы когда-нибудь они могли иметь для нее значение.
— Я уверен, что у Льюка Доусона больше денег, чем у иных богачей на Верхней авеню. А мисс Шервин в нашей школе — настоящее чудо! Читает по-латыни, как я по-английски! А железоторговец Сэм Кларк, вот мастак — во всем штате нет никого, с кем было бы лучше ходить на охоту. Если вам надо образованности, то, кроме Вайды Шервин, у нас есть преподобный Уоррен, проповедник-конгрегационалист, и профессор Мотт, инспектор учебных заведений, и адвокат Гай Поллок — говорят, он пишет настоящие стихи, и… и Рэйми Вузерспун, тоже не такой уж олух, если узнать его поближе, а поет он прямо здорово! И… и куча других. Лайм Кэсс. Только, конечно, ни у кого нет вашей утонченности. Но не думайте, это не помешает им оценить вас. Поедем! Вы будете командовать нами!
Они сидели на склоне холма под стеной старого форта, скрытые от посторонних взоров. Кенникот обнял девушку за плечи. Утомленная ходьбой, немного озябшая, она, ощущая его теплоту и силу, благодарно прижалась к его груди.
— Вы знаете, что я люблю вас, Кэрол!
Она не ответила и только дотронулась пальчиком до его руки.
— Вот вы говорите, что я ужасный материалист. Но я ничего не смогу с этим поделать, если вы не будете тормошить меня.
Она не ответила. Она не могла думать.
— Вы говорите, доктор может вылечить город, как вылечивает человека. Это вы должны вылечить город от его болезней, а я буду вашим хирургическим инструментом!
Кэрол не следила за его словами, она вслушивалась только в их гулкое, энергичное звучание.
Она была возмущена и восхищена, когда он поцеловал ее в щеку и воскликнул:
— К чему без конца слова и слова! Разве мои руки не говорят за меня?
— О, не надо, не надо!
Она подумала, что, наверно, должна рассердиться, но это была лишь мимолетная мысль, и вдруг она заметила, что плачет.
Потом они сидели, отодвинувшись друг от друга, и делали вид, что никогда не были ближе. Она старалась говорить равнодушно:
— Я была бы рада… увидеть Гофер-Прери.
— К вашим услугам! Вот он! Я захватил с собой несколько снимков, чтобы показать вам.
Почти касаясь щекой его рукава, она разглядывала городские виды. Снимки были неудачны. Она различала только деревья, кусты, крылечко в тени листвы. Но при виде озер у нее вырвалось восклицание: в темной воде отражались лесистый обрывистый берег и утки, летящие вереницей. На камнях в широкополой соломенной шляпе стоял рыболов с засученными рукавами и показывал пойманную рыбу. Один зимний снимок Ласточкиного озера был похож на офорт: блеск льда, снег во впадинах болотистой косы, норка мускусной крысы, тонкие черные линии камыша, сплетенные стебли замерзшей травы. Впечатление ясной, морозной бодрости.
— Разве плохо было бы побегать здесь час-другой на коньках или промчаться на буере, а потом пить дома кофе с горячими булочками? — спросил он.