Подойду я к пределу желаний
На заре беззаботного дня,
И жестокие дни ожиданий
Навсегда отойдут от меня.
Неужели тогда захочу я
Исполненья безумной мечте?
Или так же, безмолвно тоскуя,
Застоюсь на заветной черте?
«Чем бы и как бы меня ни унизили…»
Чем бы и как бы меня ни унизили,
Что мне людские покоры и смех!
К странным и тайным утехам приблизили
Сердце моё наслажденье и грех.
Пусть пред моею убогою хижиной
Сильных и гордых проходят пути, –
Счастлив я, бедный и миром униженный,
Некуда мне мою радость нести.
«Настроений мимолётных…»
Настроений мимолётных
Волны зыбкие бегут
И стремлений безотчетных
Пену мутную влекут.
Их борьбой нетерпеливой
Как душа утомлена!
Как тревогою ревнивой
О промчавшемся полна!
Задержи полёт докучный
Исчезающих часов.
Лаской, негой, песней звучной,
О, волшебница любовь!
Отгони своим дыханьем
Звуки жизни, злые сны,
И повей очарованьем
Расцветающей весны.
Очаруй мой дух унылый,
Утомлённый и больной,
Грёзой девственной и милой,
Небледнеющей мечтой!
«Чем звонче радость, мир прелестней…»
Чем звонче радость, мир прелестней
И солнце в небе горячей,
Тем скорбь дружнее с тихой песней,
Тем грёзы сердца холодней. Холодный ключ порою жаркой
Из-под горы, играя, бьёт,
И солнца блеск надменно-яркий
Согреть не может ясных вод. Земли таинственная сила
На свет источник извела,
И навсегда заворожила
От обаяния тепла.
«В бездыханном тумане…»
В бездыханном тумане,
Из неведомых стран
На драконе-обмане
Налетел великан.
Принахмурились очи,
Как бездомная ночь,
Но не видно в них мочи
Победить, превозмочь.
Он громадной рукою
Громового меча
Не подымет для бою,
Не взмахнёт им сплеча.
В бездыханном тумане,
Из неведомых стран
На драконе-обмане
Налетел великан.
«К толпе непонятной и зыбкой…»
К толпе непонятной и зыбкой
Приветливо взоры склоня,
С балкона случайной улыбкой
Порадовал кто-то меня.
Заметил я смуглую щёку,
Волос распустившихся прядь, –
И шумному, злому потоку
Толпы отдаюсь я опять,
И в грохот и ропот столицы
Несу неожиданный свет.
Мечте исполнения нет,
Но радость моя без границы.
«Дети радостей и света…»
Дети радостей и света,
Нет границ вам, нет завета,
Нет помех, –
Вы и в городе храните,
На асфальте, на граните
Резвый смех.
Посреди толпы болтливой
Вы с улыбкою счастливой
Надо мной,
И за вашею оградой
В шумный мир иду с отрадой
Неземной.
«Снова сердце жаждет воли…»
Снова сердце жаждет воли
Ненавидеть и любить,
Изнывать от горькой боли,
Преходящей жизнью жить,
Созидать себе обманы, –
Ряд земных туманных снов,
Незалеченные раны
Прятать в россыпи цветов, –
И томясь тоской щемящей
И желаньями полно,
Смерти, тайно предстоящей,
Устрашается оно.
«Для чего говорить! Холодны…»
Для чего говорить! Холодны
И лукавы слова,
Как обломки седой старины,
Как людская молва.
Для чего называть? Мы одни, –
Только зорями щёк,
Только молнией глаз намекни, –
И пойму я намёк.
И во мне, точно в небе звезда,
Затрепещет опять,
Но того, что зажжётся тогда,
Не сумею назвать.
«Не опасайтесь шутки смелой…»
Не опасайтесь шутки смелой,
Но бойтесь шутки шутовской,
Пред сильным – рабски онемелой
Пред слабым – нагло разбитной.
Она клеймит, она марает,
Не понимает красоты,
И клеветы не отличает
От малословной правоты.
Пред ней открыться – это хуже,
Чем на базаре голым быть,
Или купаться в грязной луже,
Иль зачумленную любить.
Муки Тантала
Стоит он, жаждой истомлённый,
Изголодавшийся, больной, –
Под виноградною лозой,
В ручей по пояс погружённый,
И простирает руки он
К созревшим гроздьям виноградным, –
Но богом мстящим, беспощадным
Навек начертан их закон:
Бегут они от рук Тантала,
И выпрямляется лоза,
И свет небес, как блеск металла,
Томит молящие глаза…
И вот Тантал нагнуться хочет
К холодной радостной струе, –
Она поет, звенит, хохочет
В недостигаемом ручье.
И чем он ниже к ней нагнётся,
Тем глубже падает она, –
И пред устами остаётся
Песок обсохнувшего дна.
В песок сыпучий и хрустящий
Лицом горячим он поник, –
И, безответный и хрипящий,
Потряс пустыню дикий крик.
«К долине мрачной, под огнями…»
К долине мрачной, под огнями
Печальных и тревожных звёзд,
Моими знойными мечтами
Соорудил я гордый мост,
И, что ни ночь, к его воротам
Я торопился подойти.
Душою охладев к заботам
Дневного пыльного пути.
В долине той себе кумира
Я из печали сотворил,
И не искал иного мира,
Иных, блистательных светил.