Старик ухмыльнулся.
– Что мне может сделать князь? Я доживаю восьмой десяток. Хуже смерти мне быть ничего не может, а смерти я не боюсь и даже очень желаю. Самое время, Карла Богданович. Зажился!
– Смотри, старик: не пришлось бы готовить спину для расчески, – предупредил Муфтель. – Кому плеть, а тебе, пожалуй, и все две. Не больно охоч князь Александр Юрьевич до вас, старых стариков, папеньки своего прихвостней.
Антип пожал плечами:
– Да меня и драть-то не по чем… Секи, друг, коли совесть не зазрит. Хлопай по костям. Все равно, что – на муху с обухом.
Муфтель доложил князю о вернувшемся беглеце. Александр Юрьевич не велел наказывать старика, но пожелал его видеть. Когда Антипа проводили по барскому двору, с крыльца главного дома сходил вприпрыжку девятилетний князек Дмитрий Александрович, в сопровождении своего дядьки.
– Князек молодой? – спросил Антип своих провожатых.
– Он самый, Антип Ильич.
– «Сам» любит сынишку-то?.. или – как с княжной?
– Какое! души не чает.
Потухшие глаза старика сверкнули любопытством, и на лице заиграла странная улыбка – насмешливая, холодная, жестокая.
– А княжна Зинаида по-прежнему в черном теле?
– Как было, так и сейчас.
Улыбка Антипа стала еще резче. С тою же насмешкою в злорадных глазах стоял он перед князем.
– Здравствуйте, Антип Ильич, здравствуйте, – приветствовал его Радунский, – приятно вас видеть… Сколько лет, сколько зим. Нагулялся, старый черт?
– Нагулялся, – коротко возразил Антип и не прибавил «ваше сиятельство».
– А уходил куда?
– К Богу ближе захотелось.
– От нас, стало быть, к Нему далеко? Усмехнулся Антип.
– Да не близко, – рукою не достать.
– Скажи пожалуйста! А ведь я, по глупости, думал и в катехизисе, помню, учил, что Он вездесущ и, следовательно, до Него от всех мест – одинаково?
Зорко посмотрел на него Антип.
– Напрасно думали. Бог на воле живет. В крепости Бога не бывает.
– Люди-то, по-твоему, выходит, пред Ним не все равны?
– Так – люди ж… а которые в крепости – разве люди? и который крепостью владеет – разве человек?
– Кто же?
Не выдержал Антип прямого стального взгляда, насмешкою налитого, отвернулся, под нос себе проворчал:
– Что мне вас учить? Имеете возраст и ума довольно. Сами знаете.
Долго молчал князь, рассматривая бегуна с любопытством, как невиданное чудовище.
– Вот ты какой философ стал… Умудрился, любезный, поздравляю, просветлел.
– Мир видел, – гордо сказал Антип. – Между людей тереться – ума наберешься.
– Хорошо, если так, – с большою насмешкою похвалил князь, – а слыхал ты, старик, что меня соседи ныне стали Чертушкою на Унже звать? Как же! Нашелся какой-то остроумец – метко потрафил.
Промолчал Антип.
– Или вы, Антип Ильич, настолько великодушны, что Чертушки во мне не усматриваете?
Промолчал Антип.
– То-то! – говорит князь. – Обмишулился ты, Антип Ильич. Охота тебе была от меня куца-то там к Богу бегать, юли от Бога ты все равно назад, ко мне, к Чертушке, пришел? Тебе бы лучше наоборот.
– Ничего, – отвечает Антип, – жизнь свою определить и прикончить где-нибудь надо. В рай не пускают, – так в аду.
Тут уже князь немного осекся. Хватило его по лбу. Задергал было усами, Муфтель уже вперед подался, ожидая: вот-вот пальцем кивнет, чтобы вели бегуна на конюшню… Да взглянул князь на Антипа, сколь тот бесстрашен и гневен стоит перед ним и прямо, и гордо в мрачные очи ему глядит, – и заулыбался.
– Резон, – говорит. – Ну, старик, не знаю, набрался ли ты в бегах ума, но дерзить выучился. Только напрасно, дед: дудки! Не выпорю.
Покоробило Антипа.
– Ваша воля, – сказал он будто бы и равнодушно, но глаза, как свечи, зажглись.
– Да. Не выпорю. Потому что очень уж ты напрашиваешься. А я вот и не трону. Что тебя истязать? Ишь как ты приготовился! Тебя пороть теперь – одно тебе самодовольство. Я такого человека никогда пальцем не коснусь.
– Ваша воля.
– Именно, душа моя, что моя. Тебе вот мучеником быть хочется, а я тебе вместо мученичества – шиш! Розог и плетей больнее… Так-то, старик! Злись не злись, дерзи не дерзи, хоть родителей моих не добром помяни, – не выпорю. Только смеяться буду, как тебя от злости корежит.
Почернел Антип.
– Умеете надругаться над человеком. Что и говорить!
Понравилась новая забава князю, что у него в крепости объявился такой свой философ, – мысли вольные в голове имеет, а силенки оправдать их нет. Повадился призывать Антипа каждый день пред свои ясные очи и истязать словами. Совсем шута из старика сделал. И чем тот больше волнуется, тем князь, как бес, холодный.