И попрощался.
Помощи он не просил, как не просил позаботиться о семье. Первое немыслимо без окончательной демаскировки Цитадели, а второе разумелось само собой. Конечно, лишь в том случае, если семья Этьена уцелеет, что более чем сомнительно.
Стах сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Сиди и жди. И ничего нельзя сделать. Ничего!
Ничегошеньки.
А тут еще этот Бранд со своей нелепой выдумкой…
Бранда Стах увидел очень скоро: забыв, где находятся дальние входы в Цитадель, дурень со своей ношей на плече топтался недалеко от главного входа, рассчитывая попасть в поле зрения одного из «глаз».
Хорошо еще, что у него хватило ума топтаться по щебенке, а не по мягкой земле, иначе наставил бы таких следов, что уж проще было бы повесить для мирмикантропов табличку: «Термобомбу — сюда!».
Скрипнув зубами, Стах открыл вход. Немного подумал и, поморщившись, пошел встречать: не хватало еще, чтобы давно не гостивший в Цитадели отшельник позабыл расположение и свойства ловушек! Вот угробится сейчас зазря и угробит свою идею, наверняка дурацкую…
9
— Ты думаешь, это получится? — спросил Ираклий.
— Не знаю, — тяжко выдохнул Бранд. Он устал от вопросов. — Я за то, чтобы попытаться. Хотя, если есть другие идеи, я готов их выслушать. Они есть?
— Но…
— Есть идеи или нет?
— Пока нет, — басом прогудел Георг Шнайдер. — Разве что выйти наружу и показать этим человекообразным насекомым, чья это планета.
— Смысл?
— Все лучше, чем отсиживать тут зады и ждать своей очереди. Стефанидесы, Леклерки, кто следующий?..
— Вспомни Крепость, — сказал Ираклий. — Мы уже показывали им, как умеем драться и умирать. Показывали не раз. Много ли было толку? Мы дрались и умирали, и убивали их, а побеждали все равно они. Всегда.
— Вот и я говорю…
— Тогда предлагай дело, а не бессмысленное геройство. Сколько всего мирмикантропов на поверхности — сотня, две? А сколько их осталось на орбите — тысячи? Даже если мы каким-то чудом справимся с крупным десантом, во что я ни на минуту не поверю, у противника останется достаточно средств, чтобы подогреть эту планету до полной стерилизации и избавить себя от лишних проблем. Победить мы можем, лишь уничтожив их корабль, при этом все мы знаем, что уничтожить его нам нечем. У нас есть ядерные заряды, но нет ни одной боевой ракеты. У нас есть один планетарный катер, но его сожгут еще в атмосфере. Согласен?
— О том и говорю, — повторил Шнайдер. — Что в лоб, что по лбу. Но лучше драться, чем…
— Лучше обсудить предложение Бранда. Насколько я понимаю, иных предложений у нас нет. Ты за или против?
— Против. Глупость это…
— Учтено. Стах?
— Против.
— Учтено. Виктор, ты?
— По-моему, это пустая трата времени. Я против.
— Твое дело. Джафар?
— Против.
— Ясно. Мелани?
— А ты сам за что?
— За то, чтобы попытаться. Чем черт не шутит. Что скажешь?
Мелани Эверхарт была вдовой, воспитывающей двух дочек. В комнате для совещаний, примыкавшей к центральной аппаратной, собрались только главы семейств, по большей части немолодые мужчины. Исключение было сделано только для Эльзы Шнайдер — все знали, что семья Шнайдеров «двухголовая». Младший Шнайдер стоял снаружи на карауле, не допуская посторонних и одновременно поглядывая на экраны наружного наблюдения. Парнишка был ответственный, Шнайдеры гордились своим младшим.
— Скажу, что я еще не знаю, — проговорила Мелани. — С одной стороны, предложение Бранда похоже на несусветную дичь. С другой стороны, приходится хвататься и за соломинку, когда рядом нет спасательного круга. А кроме того, мне как медику интересно поучаствовать в таком эксперименте. — Она задумалась и махнула рукой. — Пожалуй, я все-таки проголосую «за». Других идей у нас все равно нет, а из этой теоретически может что-нибудь выйти. Если есть хоть один шанс из тысячи — надо пробовать.