«Что же он клеил и что смывал, гад? Парик небось. Неужели все же парик? А вдруг это он не для конспирации, а потому что лысый? С него станется. Вполне. Лак, маникюр — абсолютно в стиле.
Будем рассуждать последовательно и строго. Мало ли что мог он клеить? И когда? Ведь никто не сказал, что он делал это вчера или позавчера? А вдруг это было еще до приезда в Москву? Э, нет, так не пойдет. Рубашка, она о многом говорит. У него же дюжина рубашек. Зачем? Очевидно, чтобы чаще менять. Восемь из них первозданной свежести, четыре, в том числе и эта, лежали на отдельной полке. Нет, недавно он клеил, подлец! Теперь — что клеил? Если нечто, к внешнему виду отношение не имеющее, то пока можно вообще всю эту историю отложить. Поэтому станем полагать, что дело все-таки касалось внешности. Если он заклеивал себе пролысину на макушке — то не наше дело, пока во всяком случае. В итоге остается лишь вариант с более или менее радикальной переменой физиономии. Тут дело закручено туго: не нос же он себе подклеивал и не глаза. Либо волосы, либо усы, либо бороду. Здесь, как говорит «Бюллетень по обмену жилплощади», возможны различные варианты.
Если у него косметический парик, то пока позволительно на это закрыть глаза, все равно как на природную шевелюру. Парик — штука постоянная. Остаются усы и борода. Бороду можно наклеить, куда-то там сходить, в укромном месте снять и вернуться в первозданном виде домой, в гостиницу то есть. То же относится и к усам. С той лишь разницей, что в документах дядя фигурирует в усах, но без бороды. Отсюда с неизбежностью вытекает, что меньше всего мороки с усами. Вышел из гостиницы, отклеил, сделал свое, неведомое, но, наверное, не очень благородное дело (иначе зачем же маскироваться?), наклеил усы предстал перед людьми в привычном облике.
В таком случае наши фотокарточки помогут, как мертвому припарки…»
Люсин поднялся к себе в кабинет и занялся полукилометровой картой, на которой был обозначен интересовавший его отрезок дороги с прилегающими окрестностями.
Но тут зазвонили сразу два телефона.
Одна трубка принесла весть, что вблизи наиболее важных объектов ольхово-цементного комплекса вкупе с лужами не наблюдается. Другая обрадовала, что парикмахерский цех человека на фотокарточке 9x12 не признал.
— Спасибо! Хорошо, — сказал в одну трубку Люсин. — Хорошо! Спасибо, — сказал он в другую и добавил: — Мы вам пришлем другие фотокарточки.
Положил обе трубки и взял третью, внутреннего телефона:
— Фотолаборатория? Это Люсин говорит. У вас фотография, что вы для нас размножили? Так вот, сделайте, пожалуйста, три варианта: номер один — с усами и с бородой, номер два — с бородой, но без усов, номер три — без усов и без бороды… Какую бороду? Ну среднюю, не очень большую… Да, и размножьте тоже… Мы разошлем.
«Ощущение, будто гоняешься за пустотой. Человек-невидимка, фантомас… Что же еще можно сделать? Антикварными магазинами и образами займемся завтра. Зарубежные сведения поступят не скоро. Что же сейчас еще можно сделать?»
Он позвонил дежурному по городу и попросил держать ею в курсе всех происшествий, будь в них что-то невыясненное или же странное. Особо упирал на последнее, ибо чувствовал, что дело ему досталось очень странное. Надо сказать, что на то у него были некоторые основания. Зато уверенности, что дежурный понял его правильно, не было.
Глянул на часы — самое время обедать. Позвонил, справился об антикварных магазинах. Их оказалось довольно много: главные — на Арбате и улице Горького, а также магазины на Беговой, на проспекте Мира, Комсомольском проспекте и антикварной мебели около Бородинского моста.
Но без фотографий туда нечего и соваться. Хочешь не хочешь, а надо ждать.
Пошел в столовую. Бросил грохочущий поднос на дюралевые направляющие, положил на него алюминиевые ложки и вилку. Стал толкать вперед, продвигаясь в небольшой очереди. Есть особенно не хотелось. Взял четыре стакана компота и полную тарелку борща, подумал и добавил еще порцию кальмаров под майонезом.
Стоявший сзади незнакомый коротко остриженный парень покосился на его поднос и вдруг засмеялся:
— Скажи мне, что ты ешь, и я скажу тебе, кто ты…
— Ну кто? — лениво повернулся к нему Люсин.
— Вы, товарищ, имели отношение к плавсоставу, где, кроме как пить компот или перетягивать канат, делать абсолютно нечего.
— Почему же? Можно еще в домино сыграть.
— Во-во! — обрадовался парень. — Забить «козла», а после кукарекать под столом… И еще вы, товарищ, жили в высоких широтах.