С чего же начать? Допустим так: «Сколько времени, Женевьева Александровна, вы работаете с этой делегацией?» Конечно, очень оригинальный вопрос. Его так трудно было найти. Вот оно и получается, что весь сложный, живущий в тебе мир вдруг выливается в бледный стереотип. И ты думаешь, что этот стереотип способен пробудить не менее сложный мир чужой души? Каков же будет ответ тогда? Впрочем, все это философия. С чего-то надо начать. Пусть это что-то будет определенным и однозначным. Однозначный вопрос и однозначный ответ. Плавание всегда начинается от твердой земли, от берега».
— Вы давно работаете с этой делегацией, Женевьева Александровна?
— Неделю… Восемь дней, если быть точной.
— И за неделю этот господин уже сумел откопать древнюю иконку!
— Это еще вопрос! — усмехнулась Женевьева, смяла недокуренную сигарету.
— То есть?
— В смысле древности… Я, знаете, не верю, что можно так запросто купить пятнадцатый или шестнадцатый век. Даже если речь идет о семнадцатом, то и здесь легко нарваться на подделку.
— Мы отправили иконку на экспертизу.
— Не сомневаюсь в ответе.
— Думаете, подделка?
— Нет, что вы! — Женевьева пожала плечами. — Подлинный Рублев или в крайнем случае его ближайший ученик. У нас же такие вещи на улице валяются.
— Понимаю вашу иронию, Женевьева Александровна, — беспомощно развел руками Люсин. — Вы уж, Бога ради, простите мое невежество. В этих вещах я совершеннейший профан.
— Тогда тем более не стоит вам возиться с этой иконкой. Она вам вряд ли поможет отыскать иностранца.
— Вы думаете? — Люсин забарабанил пальцами по столу. Краем глаза он следил за тем, как Женевьева достала новую сигарету и осторожно прикурила от газовой зажигалки, выбросившей неожиданно высокое пламя.
«Что-то задела тебя эта иконка, Женевьева… И чего ты сердишься, чего нервничаешь? Я-то, конечно, в этом деле ни бум-бум, но тебе-то чего волноваться? Или это настолько очевидная фальшивка, что ты как профессионал-искусствовед возмущаешься моей непроходимой тупостью? Нет, Женевьева, тебе бы больше пошла снисходительная усмешка и короткая, полная тонкой иронии разъяснительная лекция. Чего же ты сердишься на простоватого милиционера? Просвети его… Впрочем, разве я знаю тебя? Может, так и нужно: молчаливо негодовать на тупые действия профана и дубаря, который теряет время, возясь с какой-то фальшивой иконкой?»
— Дайте-ка я отрегулирую вам пламя, Женевьева Александровна.
Люсин взял ее изящную перламутровую зажигалку и осторожно повернул блестящее рифленое колесико.
— Вот теперь в самый раз! — сказал он, любуясь крохотным голубоватым огоньком.
— Спасибо, — холодно кивнула ему Женевьева.
«Это-то вы можете…», — подумал за нее о своей персоне Люсин.
— Видите ли, Женевьева Александровна, в нашей работе очень много всякой формалистики, между прочим, отнюдь не лишней, а очень даже необходимой. Что бы я лично ни думал об этой иконке, мне все равно нужно официальное заключение экспертов. Будь на моем месте даже такой специалист, как вы, то и ему пришлось бы обратиться за таким заключением.
«Специфика жанра, как любит говорить мой друг Березовский».
— Я понимаю, — отчужденно согласилась Женевьева, всем своим видом как бы говоря: «А мне-то какое до всего этого дело?»
«Во! — обрадовался Люсин. — Это уже совершенно правильная реакция. Это как раз в твоем духе, Женевьева!»
— Как говорится, не в службу, а в дружбу, ответьте мне, Женевьева Александровна, на совершенно частный вопрос. Выгодное дело подделывать иконы?
— Что? — Она широко раскрыла великолепные, такие синие, такие сердитые глаза. — Вы меня, — на этом слове она повысила голос, — спрашиваете?