А на кухне уже слышатся мужские голоса, стучат сапоги.
– Кто проживает? – слышит Ленька резкий грубоватый голос.
– Учительница, – отвечает Стеша.
Приоткрыв на полвершка дверь, Ленька выглядывает на кухню.
У входных дверей стоит высокий, статный, похожий на Петра Великого матрос. Черные усики лихо закручены кверху. Грудь перекрещена пулеметными лентами. В руке винтовка, на поясе деревянная кобура, на левом боку – тесак в кожаных ножнах.
За спиной матроса толпятся еще несколько человек: два или три моряка, один штатский с красной повязкой на рукаве и женщина в высоких сапогах. Все они с винтовками.
На кухне появляется Александра Сергеевна. Правой рукой она придерживает заснувшую у нее на плече Лялю, левой застегивает капот и поправляет прическу.
– Здравствуйте, – говорит она. – В чем дело?
Говорит она спокойно, как будто на кухню пришел почтальон или водопроводчик, но Ленька видит, что мать все-таки волнуется, руки ее слегка дрожат.
Высокий матрос прикладывает руку к бескозырке.
– Хозяйка квартиры вы будете?
– Я.
– Учительница?
– Да. Учительница.
– Проживаете одни?
– Да. С тремя детьми и с прислугой.
– Вдовая?
– Да, я вдова.
Великан смотрит на женщину с сочувствием. Во всяком случае, так кажется Леньке.
– А чему же вы, простите за любопытство, учите? Предмет какой?
– Я учительница музыки.
– Ага. Понятно. На пианине или на гитаре?
– Да… на рояле.
– Понятно, – повторяет матрос и, повернувшись к своим спутникам, отдает команду:
– Отставить! Вира…
Потом еще раз подбрасывает руку к фуражке, на ленточке которой тускло поблескивают вытершиеся золотые буквы «Заря Свободы», и говорит, обращаясь к хозяевам:
– Простите за беспокойство. Разбудили… Но ничего не поделаешь – революцьонный долг!..
Ленька как зачарованный смотрит на красавца матроса. Никакого страха он уже не испытывает. Наоборот, ему жаль, что сейчас этот богатырь уйдет, скроется, растворится, как сновидение…
В дверях матрос еще раз оборачивается.
– Оружия, конечно, не водится? – говорит он с деликатной усмешкой.
– Нет, – с улыбкой же отвечает Александра Сергеевна. – Если не считать столовых ножей и вилок…
– Благодарим. Вилок не требуется.
И тут Ленька врывается на кухню.
– Мама, – шепчет он, дергая за рукав мать. – Ты забыла. У нас же есть…
Матрос, который не успел уйти, резко поворачивается.
– Тьфу, – говорит он, вытаращив глаза. – А это что за шимпанзе такой?
Товарищи его протискиваются в кухню и тоже с удивлением смотрят на странное черномазое существо, закутанное в зеленое стеганое одеяло.
– Леша!.. Ты что с собой сделал? Что с твоим лицом? И руки! Вы посмотрите на его руки!..
– Мама, у нас же есть, – бормочет Ленька, дергая мать за рукав капота. – Ты забыла. У нас же есть.
– Что у нас есть?
– Огужие…
И, не слыша хохота, который стоит за его спиной, он бежит в коридор.
Обитый латунью сундук чуть не под самый потолок загроможден вещами. Вскарабкавшись на него, Ленька торопливо сбрасывает на пол корзины, баулы, узлы, шляпные картонки… С такой же поспешностью он поднимает тяжелую крышку сундука. Ядовитый запах нафталина сильно ударяет в нос. Зажмурившись и чихая, Ленька лихорадочно роется в вещах, вытаскивает из сундука старинные шашки, подсумки, стремена, шпоры…
Нагруженный этой казачьей амуницией, он возвращается на кухню. Зеленое одеяло волочится за ним, как шлейф дамского платья…
Опять его встречает хохот.
– Что это? – говорит великан матрос, с улыбкой разглядывая принесенные Ленькой вещи. – Откуда у вас взялось это барахло?
– Это вещи моего покойного мужа, – говорит Александра Сергеевна. – В девятьсот четвертом году он воевал с японцами.
– Понятно. Нет, мальчик, этого нам не надо. Это вы лучше в какой-нибудь музей отнесите. А впрочем… постой… Пожалуй, эта сабелька пригодится…
И, повертев в руках кривую казацкую шашку, матрос лихо засовывает ее за пояс, на котором уже и без того навешано оружия на добрых полвзвода.
…Через десять минут Ленька сидит в постели. На табурете возле него стоит таз с теплой водой, и Александра Сергеевна, засучив рукава, моет мальчика ноздреватой греческой губкой. Стеша помогает ей.
– А вы знаете, Стеша, – говорит Александра Сергеевна. – Пожалуй, эти красногвардейцы вовсе не такие уж страшные. Они даже славные. Особенно этот, который за главного у них, с гусарскими усиками…