Выбрать главу

Конфликт между необузданной фантазией тарасконцев и жестокой действительностью приобретает трагические или, скорее, трагикомические масштабы. Наивность и благодушие тарасконцев еще кое-как могли процветать под небом Прованса, но они исчезают перед лицом невыдуманных испытаний. Доде и в этих драматических обстоятельствах находит место для смеха, но юмор его часто уступает место горькой иронии.

«Порт-Тараскон» — пародийная утопия, разоблачение мечты буржуазного обывателя одним махом разбогатеть или приумножить свое состояние. Тарасконцы двинулись в неизвестность, соблазненные сногсшибательной рекламой герцога Монского. Но разбогатеть они не могут не только потому, что стали жертвой ловкого авантюриста, но и потому, что не способны к труду. «Нам положительно недостает меньшой братии», — говорит Тартарен, имея в виду простых крестьян и рабочих. Некогда Санчо Панса на какой-то миг стал губернатором острова, теперь в этой роли оказывается Тартарен. Но, в отличие от своего испанского прототипа, он не проявляет большой мудрости. Образ правления в Порт-Тарасконе — пародия на государственные установления в метрополии. «Администрация у нас деятельная», — записывает в дневнике Паскалон, но «…мы не столько заняты делом, сколько междуведомственной перепиской». Всевозможные «ответственные посты» здесь поручены людям, меньше всего к ним подготовленным. «Братство» колонистов не разрушило сословных и классовых перегородок, и бедняге Паскалону, несмотря на громкий титул, подаренный ему Тартареном, отказывают в руке дворянки Клоринды. Женщины здесь в голосовании не участвуют. Колония тарасконцев в карикатурном виде воспроизводит порядки Третьей республики, а мечта буржуазного обывателя не трудясь побольше заработать приводит его к мысли огнем и мечом покорить соседние племена.

Так незаметно трагикомический рассказ о колонистах из Тараскона возвращает нас во Францию, управление которой, по мысли Доде, весьма далеко от совершенства. Отсутствие «меньшой братии» и неудача с попыткой колонизовать соседние острова привели бы тарасконцев к гибели, если бы однажды у берегов Порт-Тараскона не появилось английское судно и не напомнило им, что злосчастный остров принадлежит английской короне. Покинутый всеми, кроме верного Паскалона, Тартарен еще долго тешит себя на тарасконский лад, сравнивая свою судьбу с судьбой Наполеона, но в конце концов и его глаза открываются. После оправдательного приговора Тартарен с горечью признается Паскалону, что если он и напоминает Дон Кихота, то Дон Кихота «напыщенного, ожиревшего, недостойного своей мечты». Добродушный Тартарен, ставший колонизатором, в первый раз терпит полное поражение, и автор не приходит к нему на помощь.

Доде не расставался с Тартареном более двадцати лет. Отдельные части трилогии как бы обозначали различные отрезки пути, им пройденные. От лирических рассказов «Писем с мельницы» и беззаботной веселости первой части «Тартарена из Тараскона» он пришел к горькому юмору и едкой иронии. К «Порт-Тараскону» особенно применимы слова Золя, сказанные им по поводу манеры Доде смеяться и высмеивать: «Оружие Доде — ирония, тонкая и острая, как шпага».

Роман «Бессмертный» (1888) — одно из последних крупных произведений А. Доде — написан через три года после «Тартарена на Альпах». И это, пожалуй, единственная его книга, в которой улыбка, даже убийственная, и ирония, даже острая, как шпага, уступают место открытой, неподслащенной сатире. История академика Леонара Астье-Рею, которого обманул переплетчик Фаж, продавший ему поддельные автографы великих людей, вводит нас в главный храм французской науки — Академию. Словами одного из своих персонажей, честного и независимого художника Ведрина, Доде дает уничтожающую характеристику Французской академии, которая не создает больше никаких духовных ценностей, превратилась в некий салон, где «бессмертные», дрожа перед начальством, боятся сказать хотя бы одно вольное слово. О зависимости академика от официальных кругов свидетельствует случай с Астье-Рею, которого снимают о исполняемой должности за неосторожную фразу: «Тогда (то есть во времена Орлеанского дома), как и в настоящее время, Францию захлестнула волна демагогии». Прославленная Французская академия представляет собой скопище бездарных людей. «Скудость мыслей», «ограниченный ум» — вот что такое Астье-Рею даже в глазах своей собственной жены. Но и другие не лучше. Член Академии нравственных и политических наук князь д’Атио стал академиком благодаря книге, в которой он не написал ни одного слова; Ланибуар попал в Академию после бесчисленных унижений перед влиятельной женщиной; все творчество Луа-зильона состояло из двух докладов и книги «Путешествия в Андорскую долину». Это он о себе сказал: «Какой превосходный вышел бы из меня лакей!»

И до романа «Бессмертный» Доде неоднократно высмеивал Академию. Резкие отзывы о ней впервые мы встречаем в романе «Малыш»; смешная фигура бесталанного академика нарисована в одном из рассказов сборника «Жены художников» («Признания академического мундира»); гротескная сцена заседания Академии запечатлена в романе «Короли в изгнании»; наконец, эпиграф к роману «Бессмертный» взят писателем из его заявления, сделанного в 1884 году (газета «Фигаро»): «Я не выставляю, никогда не выставлял и никогда не выставлю своей кандидатуры в Академию».

Овеянная многовековой славой, Французская академия внушала к себе когда-то неподдельное уважение. Среди академиков действительно были люди, составившие славу Франции. Да и во времена Доде членами Академии были В. Гюго, И. Тэн, Э. Ренан, Л. Пастер; но подавляющее число академических кресел занимали люди посредственные. Академия была прибрана к рукам, и во дворце Мазарини, где расположились ее залы, насаждались нравы, угодные правящим классам. Состав Академии, ее деятельность, порядок выборов в нее выявляли с особой очевидностью противоречия в области научной и культурной жизни. На примере Французской академии наглядно выступали две культуры: одна — официальная, мертворожденная, но угодная властям, другая — прогрессивная, независимая, оппозиционно настроенная к существующим порядкам.

За пределами Академии оставались ученые и писатели, чье научное и художественное творчество было признано во Франции и за ее границами. Те же, кто пытался проникнуть в стены Академии, претерпевали горькие унижения и чаще всего отвергались. Писатель упоминает в романе «Бессмертный» слова П. Мериме: «В настоящее время я занимаюсь самым унизительным и скучным делом: добиваюсь кресла в Академии», а еще раньше Доде рассказал в одном из очерков о мытарствах Альфреда де Виньи, пытавшегося стать академиком. Друзья Доде резко враждебно относились к институту Академии. Отказался от академического кресла Ги де Мопассан. Эд. Гонкур, в противовес официальной Академии, организовал свою, «гонкуровскую» Академию. Э. Золя, который считал, что «раз Французская академия существует, я должен быть ее членом», безуспешно выставлял несколько раз свою кандидатуру. В статье «Дождь венков», посвященной литературным академическим премиям, Золя писал: «Попробуйте собрать все эти удостоенные премий произведения — вам будет чем поразвлечься».

Таким образом, роман «Бессмертный» приобретал большое социальное звучание, он поднимал вопрос не только о нравах Академии, но и об оценке творчества художника в буржуазном обществе, об остром конфликте художника с официальными властями.

«Академическим мундирам» и злосчастному Фрейде, возымевшему намерение стать академиком и бесполезно растратившему свой талант и свои нравственные устои, Доде противопоставляет скульптора Ведрина, равнодушного к успеху, к суждениям публики и академическим премиям. Он работает не ради славы, не ради денег, а из потребности «выразить свои мысли, из потребности творить».

В романе «Бессмертный» заметное место занимает и другая сатирическая линия — история Поля Астье, сына академика Леонара Астье-Рею. Поль Астье предстает перед нами как преуспевающий архитектор, который, пользуясь услугами художника Ведрина, завоевывает себе незаслуженную славу. Поль Астье — откровенный циник, стремящийся разбогатеть любой ценой и любыми средствами. Он грабит мать и отца, обманывает друзей, пытается с помощью выгодной женитьбы приобрести состояние. У Поля обворожительная внешность и подлая душа. Об этом типе законченного, но преуспевающего негодяя М. Горький писал: «Тогда во Франции, живущей всегда быстрее всех других стран, создалась атмосфера душная и сырая, в которой, однако, очень хорошо дышалось Полю Астье и всем людям его типа, исповедовавшим прямолинейный материализм и относившимся скептически ко всему, что было идеально и призывало к переустройству жизни»[1] Современное общество в представлении Поля Астье — те же джунгли, в которых ведется жестокая борьба за существование, и в ней побеждает сильнейший. В пьесе «Борьба за существование» Доде вновь выводит на сцену в качестве центрального персонажа Поля Астье, обратившегося к теории Дарвина и, так сказать, с научной точки зрения пытавшегося оправдать аморализм своего поведения. В буржуазных кругах делались неоднократные попытки взвалить на учение Дарвина вину за разнузданность и аморальность нового поколения буржуазной молодежи.

вернуться

1

М. Горький. Собр. соч. в 30-ти томах, т. 23. М., Гослитиздат, 1953, с. 127.