- Постой, Ямамото! - бросился Широ за девушкой, и неизвестно, что он хотел сказать ей: снова извиниться или выкинуть что-нибудь ещё более обидное. Ведь когда он в несколько шагов догнал её и схватил за руку, Рен развернулась и влепила ему звонкую пощёчину. Удар хлопком раздался по спортивному залу. Группа, начисто позабыв об игре, медленно подтянулась ближе и столпилась вокруг парочки, выяснявшей отношения. Мяч остался одиноко лежать посреди поля.
Рен стояла напротив своего обидчика, готовая в случае чего нанести ещё один удар. Её тело, одетое в просторную спортивную одежду, было напряжено. Губы крепко, до белизны сжаты. В глазах искрами слёз томилась обида, помноженная на гнев. Широ, схватившись обеими руками за щёку, выглядел виноватым и пристыженным. Он смотрел в пол. Наконец-то, в этом взгляде не осталось ни капли самодовольства и высокомерия.
- Ямамото...
- Уходи! - выкрикнула Рен так резко, что ребята, которые находились ближе остальных, от неожиданности втянули головы в плечи.
- Я тебя... - робко продолжил Широ, поднимая взгляд на девушку, но окончания фразы никто не услышал:
- Не смей! Не хочу тебя видеть! Ненавижу! - закричала Рен, срываясь в слёзы. Они жемчужинами выкатывались из её покрасневших глаз, падая на горящие щёки и скользя по ним вниз.
- Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! - без конца продолжала повторять девушка, крича всё громче и громче. Она зажмурилась, хотя это не остановило потока слёз. Напротив, они брызнули с новой силой. - Предатель! Ненавижу! Ненавижу!
Девушка отвернулась и по-настоящему разрыдалась, закрыв лицо руками. Смесь обиды и горечи мешали дышать, а слова ненависти хотелось повторять ещё десятки, сотни, тысячи раз, ровно до тех пор, пока этот мерзкий ком в горле не исчезнет без следа. Трясясь в рыданиях, Рен не знала, что в тот момент, смело шагнув из толпы однокурсников, между нею и Широ, сверля последнего глазами, встал брат Амики. Следом за ним, помедлив всего пару секунд, вышла Умеко. И тут остальные ребята словно сорвались с цепи: они живым щитом отгородили плачущую девушку от обидчика, готовые на любую жестокость, сделай он один-единственный неверный шаг. Это читалось в каждой паре глаз, смотревших на него с ледяной ненавистью.
***
После инцидента в спортивном зале, по требованию тренера Рен была отправлена домой, а другие ребята оставлены на дополнительное занятие за нарушение дисциплины. Поэтому ни Умеко, ни скромняга Морио не имели возможности узнать о состоянии своей подруги ещё без малого два часа. А она тем временем немного пришла в себя и добралась до дома, где набрала ванну и уселась в неё, подобрав ноги. Вытянуть не получилось: этого не позволяла длина ног и размеры самой ванны.
Девушка распустила намокшие волосы и закрыла глаза. Ещё каких-то пару часов, и с работы вернутся родители. До их прихода необходимо привести себя в порядок, да так, чтобы они ничего не заподозрили: кому нужны лишние расспросы со стороны матери, которую заботит только то, в состоянии ли она ходить в колледж, чтобы получить достойное образование, или со стороны отца, которого порой вообще ничего не интересует, пока это не касается финансов?
Вечер. Отлично. Осталось всего лишь пережить ужин, а там уж можно будет вернуться туда, где боль отходит на второй план. Туда, где можно будет прижаться к плечу того, кто любит её априори. И - улететь с ним куда угодно, лишь бы подальше отсюда, из этого мерзкого и пропитанного разочарованием места.
Рен не заметила, как прошёл целый час. Всё это время она сидела, обхватив руками колени и сидя в горячей воде. Она размышляла о том, как далеко в одночасье оказались её планы по созданию прозаико-художественной выставки, постройке собственного зала. Все мечты теперь казались несбыточными и даже нелепыми.
С противным настроением пришлось пересилить себя и приготовить хоть что-нибудь на ужин. Большинство блюд, разумеется, то оказались недосоленными, то чересчур пряными. Рис не был доварен и рассыпался прямо в руках. За столом отец, кажется, заметил что-то неладное, но тактично промолчал: всё-таки, он уважал труд дочери, каждый раз приветливо встречавшей с работы. Он лишь вскользь заикнулся о том, что уже поговорил с Ватанабэ-старшим, и выяснилось, что тот действительно когда-то оставил сына в приюте, а теперь очень бы хотел встретиться и попросить прощения, но пока побаивается реакции. Рен неоднозначно и серьёзно посмотрела на отца, который тут же понял, что эту тему лучше не поднимать. Его жена была весь вечер молчалива. Впрочем, она всегда была молчалива, пока разговор не касался медицины или свежих рабочих сплетен. А вот Рен с большой неохотой клевала еду, стараясь сбросить внимание родителей со своей персоны на работающий телевизор. Странно, но это даже частично удавалось.