Киндяковы проехали, коротко задержавшись во Владивостоке, в Японию. Там, в Иокогаме, на Блефе, в английском отеле прожили они два года вполне счастливо, даже ни разу ничем не болели.
А судьба четы Зубровских была несколько иная. Они поженились вскоре же, а через два месяца Сережа ушел в большое плавание. По возвращении, мичманом, он пробовал служить в подводном плавании, но оно ему не понравилось, и он перешел в гидроавиацию. С начала войны он был командирован за границу и там, благодаря Ольге и ее чарующему кокетству, пробыл, – большей частью в Париже, – до семнадцатого года.
Жили они весело и шумно, много получая денег из России, много проживали.
В мае семнадцатого года через Англию – Швецию приехали они в Петроград и тотчас же почувствовали себя иностранцами. Мрачные разговоры в гатчинских, царскосельских и петроградских особняках, особенно – на Таврической, где на третьем этаже поселился в отставке полковник Эллерс, – эти нашептывания поднимали возмущение Ольги и отвагу Сергея. Он пробовал несколько раз достать себе новое назначение за границу, но безуспешно, несмотря на славную помощь жены своей, чей грудной голос был радостен и значителен в разговоре с нужным лицом, чьи молодые и гордые глаза увлекали к безрассудствам седеющих, чей веер или раздушенную сумочку подержать – доставляло чувство, подобное тому, какое испытывает верноподданный, стоя на часах у опочивальни ее высочества; и все это, повторяю, было малоуспешно. Тогда не будет удивительным сказать, что Сергей оказался в конных рядах, которые наступали на Петроград. Эта историческая междоусобная оффензива, имевшая самоубийство генерала Крымова, для Сергея кончилась бегством в Киев, куда спешно прибыла сестрой милосердия Ольга. Они проехали на Дон, а оттуда в Варшаву. Однако на Рождестве их общий знакомый лейтенант Толмачев встречает их в Бухаресте. Впоследствии он рассказывал, что Зубровские показались ему очень изменившимися: щегольство и бодрость Сергея испытывали какую-то болезненную рассеянность, а лукавая женственность Ольги казалась порой просто бесстыдством, – она много пила и была очень легкомысленна, даже непристойна.
Далее Сергей служил у Деникина. Говорили про его громкий скандал, избиение им французского офицера, который, якобы, находился в близких отношениях с Ольгой.
С Юга Зубровские перекочевали в Константинополь.
Там, а затем в Афинах они жили спокойно и даже любовно. Сергей, насколько известно, перестал в это время прибегать к наркотикам (в Ростове на гауптвахте он был известен как эфироман).
По-видимому, окрепшая воля Сергея двинула Зубровских на новые приключения. В Александрии они разъединились. Ольга сбежала с танцором-австралийцем на Мальту, а Сергей сделался тапером в кофейне. Променявши это занятие на ремесло шофера, он уже в Каире, служа в английской компании мотокаров под фамилией Будлея, – встретил в поздний час в туземных кварталах свою жену: она сидела за столиком кофейной на тротуаре над чашкой черного кофе, одетая изысканно, нетрезвая, с сигаретой в губах, похлопывала в ладоши плясуну-арабчонку.
И они сошлись.
Жизнь! Ты, право, как неугомонная женщина. Понимаю я искренне того, кто, преданный Софии, прекрасной женственности, следовал за твоим образом из тишины книгохранилищ Британского музея на берега Африки!.. Внутренность трогают зовы твои в портах – в мощных, медленных голосах многопалубных пароходов, разворачивающихся между молов за белые башни маяков… Будто мужчина, лукаво-октавно кричишь ты на вокзальных путях – и десятиколесные высокие декаподы устремляются, сдвинувшись… Лают собаки на проезжих дорогах, у темных ворот, у темных берез, у домов с желтыми зажженными окнами. Зовешь… но разве можно счесть твои вездесущие зовы, изменчивая жена? Но, ревнивая, ты утомляешь в домоседстве.