А с другой стороны: готовность пойти на любые жертвы — терпеть недовольство власть имущих, жить в нищете, а если потребуется, то и умереть, — но не сфальшивить в искусстве, не опуститься до компромиссов в творчестве, не отступить и на самую малость от своих художнических убеждений. Он «мог бы набрать большие деньги, если бы полегче относился к своему писательскому призванию. Но для Гоголя писательство его было действительно великим «душевным делом». Он не мог, — органически не мог, если бы даже хотел, — «халтурить», говоря современным словом. И не только не мог халтурить, а просто не мог даже остановиться на обработке своего произведения, не доведя его до возможных пределов совершенства», «взыскательность к себе Гоголя была поистине изумительна». Будучи крайне самолюбивым, Гоголь тем не менее «жадно, настойчиво искал критики самой строгой я беспощадной, потому что выше всякого самолюбия для него стояло совершенство его произведения, и в отзыве самого глупого человека он считал возможным найти что-нибудь для себя полезное». В.Вересаев хорошо знал, какое это редчайшее качество у писателей. «По этой беспощадной, несгибающейся «взыскательности» к себе, по этой готовности жертвовать всею личною жизнью для достойного осуществления писательского своего призвания» Гоголь — явление в самом деле удивительное.
Столь же «двупланным» выглядит, по мнению В.Вересаева, в мировоззрение Гоголя. «К политике и ко всякой общественности» он «был глубоко равнодушен», «в жизни он проявлялся типичнейшим барином-помещиком», не раз «выражал» «самые мракобесные, строго охранительные мнения». В резкое противоречие с этими взглядами вступал сатирический талант писателя. Поразительно, но «такого-то вот человека насмешливая судьба наделила даром едкого, всеуничтожающего смеха, способностью одним взмахом сбивать с лиц благородные маски и обнаруживать под ними подлейшие рожи». Благодаря «глубоко революционному» «гоголевскому смеху», имя его «очутилось на знамени всех, стремившихся к беспощадному разрушению начал, защищаемых Гоголем» в его повседневной жизни.
Конечно, между жизнью любого писателя и его творчеством нет какой-то глухой стены: жизнеотношение художника всегда сказывается в его творениях. И в книге о Гоголе В.Вересаев подчеркивает эту мысль даже резче, чем в первых изданиях «Пушкина в жизни». Просто в повседневном быту сильнее проявляется одно, в творчестве — другое, и большее или меньшее несовпадение «двух планов» существует у писателей очень часто.
Естественно возникает вопрос, почему, несмотря на сходство замысла и жанра, несмотря на одинаковое богатство фактического материала, «Пушкин в жизни» пользовался огромным читательским успехом, а «Гоголь в жизни» был встречен гораздо спокойнее? Думается, причина в различии характеров и биографии героев двух этих книг, о чем, между прочим, писала критика тех лет. Яркий характер Пушкина, его бурная жизнь, полная драматизма, делали книгу о нем столь увлекательной. И психологический облик и судьба Гоголя выглядели менее интересными. Как отмечал сам В.Вересаев, «среди неинтересных писательских биографий биография Гоголя выдается своею сугубою неинтересностью и серостью. Внимательнейшим образом проследишь ее, — и воспоминанию совершенно не на чем остановиться... Полное «беспроисшествие», говоря языком самого Гоголя».
Однако страницы даже самой непримечательной, казалось бы, писательской биографии представляют собой огромную историко-культурную ценность, коль скоро речь идет о величайшем художнике. Тем более когда эти страницы воссозданы тоже художником со своим взглядом на мир и изображаемого героя. При всей возможной «двупланности» писателя все равно нельзя до конца понять его творческий облик без знания событий и обстоятельств прожитой им жизни. Книга В.Вересаева, пусть в чем-то спорная и субъективная, предлагает широкому читателю свод богатейшего материала о великом Гоголе с позиции вполне определенной художнической версии — в этом и достоинство книги и причины ее долговечности.
* * *
В.Вересаев представляет ту когорту русских писателей, отношение которых к литературе лучше всего характеризуется несколько старомодным словом «служение». Это вызывающий бесконечное уважение тип художника, превыше всего ставившего честное служение искусству.
В своем дневнике В.Вересаев постоянно отмечал, что литература была для него «дороже жизни», за нее он бы «самое счастье отдал». В ней — совесть и честь человечества. И потому всякий идущий в литературу возлагает на себя святую обязанность пером своим помогать людям жить лучше, счастливее. Посвятивший себя служению литературе не имеет права ни сомнительным поступком в быту, ни единой фальшивой строкой запятнать ее и тем самым скомпрометировать, поколебать и недоверие читателя. «...Только величайшая художественная честность перед собою, благоговейно-строгое внимание к голосу художественной своей совести» дает право работать в литературе, — говорил В.Вересаев в лекции «Что нужно для того, чтобы быть писателем?», прочитанной перед литературной молодежью в 1921 году. А по его дневнику 90-х годов видно, с каким самозабвенным упорством он воспитывал в себе эту художническую честность, так как «нужно громадное, почти нечеловеческое мужество, чтоб самому себе говорить правду в глаза».
И действительно, во имя правды он всегда был беспощаден. «Лжи не будет, — я научился не жалеть себя» — эта дневниковая запись от 8 марта 1890 года стала одним из его главных литературных заветов. В воспоминаниях о детстве и юности, стремясь на собственном примере детально разобраться в становлении духовного мира молодого человека конца прошлого века, он не побоялся рассказать о самых интимных движениях души, о неблаговидных поступках, которые по тем или иным причинам совершал, о том, что редко рассказывают даже близким друзьям. В «Записках врача» смело поднял завесу над той стороной деятельности врачей, которую его коллеги относили к области профессиональных тайн. В лекции о М.Горьком, оставшейся неопубликованной, писатель говорил: «...Такова должна быть философия всякого настоящего революционера: если какое-нибудь движение способно умереть от правды, то это — движение нежизнеспособное, гнилое, идущее неверными путями, и пускай умирает!» Выдающиеся наши писатели-реалисты, организовавшие на рубеже веков знаменитый кружок «Среда», давали каждому его участнику шутливое прозвище, а вот В.Вересаева «за нерушимость взглядов» называли «Каменным мостом».
В воспоминаниях о В.Вересаеве, особо выделяя его «писательскую и человеческую честность и принципиальность» «высокого образца», Вл.Лидин писал: «Я помню несколько длительных и трудно разрешимых литературных конфликтов, похожих на гоголевскую тяжбу, пока за это дело не взялся Вересаев. Его имя сразу примирило противников, и они заранее согласились принять любое решение Вересаева, веря в его абсолютную справедливость... Я помню, как в очень трудную пору своей жизни один из писателей сказал просветленно: «Пойду к Вересаеву». В переводе на обычный язык это значило: «Пойду к справедливому человеку».
Для собрата-писателя, который, по его мнению, пишет честно и во славу родной литературы, В.Вересаев не жалел ничего. Вдова М.Булгакова вспоминала, что в тяжелейшую минуту их жизни неожиданно явился к ним В.Вересаев и принес денег. Так он поступал не только с М.Булгаковым, чаще всего и не рассчитывая на возвращение долга.