Выбрать главу

А его собственный рассказ 1915 года «Марья Петровна» – горячий протест против антинародной империалистической войны. Простая русская женщина, забитая со «скучно-желтым лицом и выцветшими глазами», потеряла на войне сына. Но когда эта женщина увидела на вокзале дрожавшего от холода раненого венгерца, «больше не было в душе злобы». «Дрожащими руками она поспешно расстегнула свою лисью шубку», – вероятно, единственную, – «расстегнула, скинула шубку и покрыла лежавшего венгерца». Цензура вычеркнула заключительную фразу рассказа: «Было ощущение одного общего, огромного несчастья, которое на всех обрушилось и всех уравняло», – но и без этой концовки смысл рассказа был понятен.

И все-таки В. Вересаев заблуждался, считая себя социал-демократом. В возможность достижения лучшего будущего с помощью революции он больше не верил. Преклонялся перед мужеством революционеров, но тем не менее считал, что в своих планах и прогнозах они ошибаются Его же программа, образно названная «живой жизнью», была откровенно идеалистична. В психологически тонких рассказах 910-х годов («У черного крыльца», «Семейный роман», «У дервишей» и др.) подчеркивалось, что люди страдают, будучи искалечены обществом, и спасение для них – в пробуждении естественного, природного в себе, в «верности земле».

В мировоззрение В. Вересаева, давно ставшего атеистом, вновь проникает идея бога. В письме М. Горькому от 8 ноября 1912 года, определяя характер намечавшихся «Книгоиздательством» сборников, он замечает: «Бог принципиально не исключается, – но бог лишь как высшее чувствование, высшее проявление жизни, увенчание ее… Совершенно неприемлем бог, не из жизни вытекающий, а сверху спускающийся на нее и освещающий, бог не от избытка силы душевной, а от великой ее бедности…».

Это не обычный бог, порабощающий людей, это новый бог – символ душевной крепости и победы людей над горестями жизни, – в духе богостроительства Богданова, Базарова и Луначарского, бог, которому после 1905 года отдал дань и М. Горький Но, как писал М. Горькому В. И. Ленин, «богоискательство отличается от богостроительства или богосозидательства или боготворчества и т. п. ничуть не больше, чем желтый черт отличается от черта синего., всякий боженька есть труположство – будь это самый чистенький, идеальный, не искомый, а построяемый боженька, все равно… Миллион грехов, пакостей, насилий и зараз физических гораздо легче раскрываются толпой и потому гораздо менее опасны, чем тонкая, духовная, приодетая в самые нарядные „идейные“ костюмы идея боженьки». «Идея бога всегда усыпляла и притупляла „социальные чувства“, подменяя живое мертвечиной, будучи всегда идеей рабства (худшего, безысходного рабства)».

Эта противоречивость политических воззрений В. Вересаева приводила к двойственности его литературной позиции. На посту председателя правления и редактора «Книгоиздательства писателей в Москве» он ведет войну за реализм, намеревается сделать из «Книгоиздательства» центр, противостоящий литераторе буржуазного упадка, верит: сюда «потянется все живое в литературе, все любящее жизнь и верящее в будущее». Его программа недвусмысленна: «утверждение жизни» («Воспоминания»), «ничего… антиреволюционного», «произведения антижизненные, антиобщественные и нехудожественные безусловно исключаются», «борьба за ясность и простоту языка».

Вокруг издательства объединяются И. Бунин, А. Серафимович, И. Шмелев и другие крупные русские писатели. В. Вересаев особо печется о привлечении М. Горького, ибо он писатель – «очень нужный особенно в настоящее время». А исполненные революционного пафоса горьковские «Сказки об Италии» оцениваются им как «книга великолепная». «Сколько в них света и солнца, – и физического, и духовного, и как эго нужно именно в нынешнее время». И «Сказки» выходят в числе первых книжек издательства.