Доктор.
Вам горесть повредила память, лорд:
Духовную зачем-то взяли вы с собой.
Лорд Роберт (отирает холодный пот).
Ну, слава богу, что он примирился
С Вильямом; очень рад, давно ему
Я говорил… Ох, как расстроен я!
Поеду уж домой: такой удар
Возможно ль пернести, – вы сами люди, –
Лишиться брата и единственного друга!
(Уходит. Вильям, не бравший никакого участия в происходившем, остается в том же положении перед отцом).
Отделение третье
Вильям Пен
Сцена VI
Фокс, седой, как лунь, и с полуобезвласенным высоким челом, сидит на простой скамье перед столом, на котором лежит Новый завет в большом формате. Что-то апостольское в его спокойной наружности. Вильям сидит по другую сторону; его щеки горят, восторг виден в глазах.
Вильям.
Вот месяц целый, как ни на минуту
Не оставляет эта мысль меня;
Она вплелась так тесно в жизнь,
Что нас разъять уж невозможно.
О, тяжко было мне молчать перед
Тобой, но я хотел сперва обдумать,
Привесть в порядок, обсудить;
Теперь все мной совершено в душе,
Осталось выполнять на самом деле, –
Благослови мою ты речь, отец!
Фокс.
Благословляю именем Христа!
Вильям.
Исполненные веры и любви,
Что делаем мы здесь? Полусловами,
Как вяло, бедно по стезе высокой,
Апостолами проложенной, мы
Идем. Народ не хочет слушать нас,
Богатые нас презирают,
Пасторы каждый шаг нам затруднили.
Пускай бы явно гнали нас, то было б лучше:
Слышна та речь, которая с костра
Иль с эшафота раздается всенародно, –
Она раскроет тысячи сердец
Передмогильным красноречьем;
И этого они нам не дали в удел;
Мы глохнем в темноте, как вешний цвет,
Которому лопушник грубыми
Листами свет загородил, лишь он
Успел родиться и вздохнуть на воле.
Фокс.
Ты прав: взошли плевелы вместе с хлебом,
И стало тесно для колосьев;
Но сеятель придет, траву исторгнет,
И на просторе возрастет пшеница.
Вильям.
А до того останется зарытым
Талант, врученный нам от бога,
И этот огнь любви, который рвется
Из тесной груди к брату-человеку.
И эту веру пленную в святое,
Живоначальное Христово слово,
Как в гробе, схоронить в своей душе
И жить, сложивши руки, меж людей
Несчастных, гибнущих от предрассудков;
А между тем жизнь эта коротка,
И гроб раскроется пред нами скоро.
Фокс.
Мой сын, тьма не объемлет света,
И не потухнет огнь небесный
От дуновения земли.
В нас возбудил Христос любовь и веру,
Возбудим мы ее в других: мы без
Преемников в могилу не сойдем,
Они докончат начатое нами;
Не в том ведь дело: я ли, ты ли,
Иль третий кто-нибудь укажет путь
В отверстые Спасителем врата;
Насколько власти было нам дано,
Настолько спросится судьей правдивым. Вильям.
Однако согласись, зачем идти,
Влача цепь тяжкую, коль можем мы
Без всякого насилья снять ее?
Зачем нам силу нашу тратить
В борьбе пустой, коль можем миновать
Ее и силу всю употребить
На насажденье вертограда?
Фокс.
Христос боролся с дьяволом самим:
В борьбе мы силу узнаем и крепнем.
Но дальше говори: не знаю я
Еще, какое средство у тебя
Снять кандалы.
Вильям.
Когда народ господень
В Египте погибал от фараона,
Иегова Моисею повелел
В обетованную страну известь
Его, и в Палестину он повел
Израиль через степь и море.
(Смотрит проницательно на Фокса.)
Фокс.
Где нам обетовал господь страну?
Вильям.
Как где? Она готова, ждет она
Сынов господних с девственной душою.
Страна, до коей не касался человек,
Страна обетованья, где Сион
Господень возрастет великолепный,
Как тех краев могучая природа.
Когда второй раз одряхлевший Рим
В предсмертную впадал свою болезнь,
И связи рваться начали Европы,
Сколоченной насильем кое-как,
И части, спаянные неповинной
Народов кровью, расторгались, –
Казалось, рухнуться готов был мир,
Казалось, наставали дни суда
Над новою Гоморрой и Содомом;
Кровавое склонялось солнце в океан,
Тучи черные неслись с востока…
Тогда господь послал пророка своего
На утешенье гибнущему миру;
Подобно солнцу, он на запад звал.
Узка Европа им была обоим;
Подобно солнцу, всю хотел он землю
Огню божественному причастить
И, перейдя пустыню вод глубоких,
Он крест Христов поставил в новом мире
И подарил для воздеянья людям
Вселенную за океаном бурным.
Вот нам обетованная страна,
Там слово возрастим мы Иисуса
Во всей его красе и вечной славе,
Там, вольные, мы оснуем общину
На равенстве, и братстве, и любви.
Не как испанцы, мы туда поедем,
С мечом и гнусной целью злата,
Не с алчностью британских торгашей,
Чтоб негритянской кровью землю удобрять,
А как апостолы живого слова,
Туда мы нашу веру понесем
И там положим первый камень храму
Во имя распятого Иисуса;
Вдали от европейских поселенцев,
В каких-нибудь лесах, пустынях
Его начнем мы воздвигать.
Он будет вся страна, храм этот,
Где братья поселятся во Христе,
Их счастье будет литургией дивной
На прославленье троицы святой.
Мы, как Христос, отворим двери
Всем страждущим и угнетенным,
За стол садится каждый с нами пусть, –
Богата там неистощенная природа;
Пусть идут отовсюду гости,
Обиженные древним миром,
Пускай идут, кто б ни были они,
Им океан обмоет предрассудки,
И братьями они обнимут нас;
Любовью мы залечим раны их,
Любовью пятна с их души сотрем.
О, верь, отец, взойдут мои надежды,
Они – не сон пустой, а божий глас,
Меня избравший волю возвестить
Свою несчастным, бедным детям!
Теперь я понял, для чего господь
Мне кучи злата в руки дал:
Теперь благословляю я богатство, –
Оно орудьем сильным мне дано.
Оставим Англию, отец, пускай
Она свой доживает век,
Как тот скупец, который не хотел
Раздать именье, чтоб идти за богом.