Фокс.
Мысль велика твоя, Вильям, не спорю.
Однакоже, мой сын, не забывай:
Христос сперва хотел Израиля
Сынам благую весть сказать,
Чем эллинам; апостолы сперва
Учили в Палестине, где след
Еще креста был виден на Голгофе;
И уж к язычникам тогда пошли,
Когда незыблем был храм иудейский.
Вильям.
Мы сделали для родины все, что
Могли, и не сказал ли он: «В отчизне
Пророка нет своей»?
Фокс.
Сказал, а жизнь
Окончил на кресте в Иерусалиме,
И, если не признал пророком Назарет
Его, то мир признал за сына божья;
Но прежде родины спрошу тебя сам:
Ты почему сознал себя пророком?
Остерегись, мой сын, тут проникает
Врага сильнейшее орудье – гордость.
Едва тебе господь раскрыл глаза,
Как уж себя в пророки посвятил
И будущностью управлять берешься;
Где тут любовь, коль ты страну,
Тебе назначенную богом,
Меняешь на другую, мой Вильям?!
Где вера тут в него, коль сам
Ты жизнью управляешь самовольно?!
Возможно ль, чтоб случайно ты родился
В Британии, когда и волос с головы
Твоей без воли божьей не падет?
И христианское смиренье где,
Когда себя ты зодчим назначаешь
Обители огромной, увенчать
Которая должна труды Христовы?
Вильям.
О, нет, любовь, любовь влечет меня,
Не гордость! Нет, клянусь Христом!!
Горит душа, я не могу, не должен
Оставить втуне голос сильный,
Меня зовущий проповедать слово.
А что ж могу я сделать здесь?
Фокс.
Разве не встретил ты и здесь двух-трех,
Которым привил плод от древа жизни?
«А где вас двое, там и я меж вами».
Зачем же эта жажда ширины,
Деяний громких, достохвальных?
Ведь не для поприща бог создал мир
Тебе, Вильям. Что сделать можешь здесь?
Почем ты знаешь мощь свою: едва
Ты сделал первый шаг – и уж сомненье
Проникло в душу, маловерный.
Я нищим и невеждой вышел к людям
И обратился прямо к ним со словом,
Которым вдохновил меня господь.
Толпа не слушала, но слушали иные;
И, если б я с тобой одним, мой сын,
Сведен был промыслом небесным,
Я жизнь свою благословил б, довольный;
Будь прост, мой сын, и по словам его
Гряди: раздай именье нищим.
Голодный, сирый, неодетый
Ступай с любовию и верой,
Врачуй евангельем больную душу.
Отри слезу вдовы, отдай
Алкающей последний свой кусок
Несчастной сироте, обмой больному рану,
Молись с преступником ты о прощенье
И умирающему принеси
Отраду теплую, надежду на
Христа… Потом учи людей,
Зови на покаяние в грехах,
И тщетным твой призыв, клянусь, не будет.
Трудись в тиши, да только с полной верой,
А будущее богу предоставь,
Зане не знаешь ты судеб его.
Но если ж веры нет, оставь, – и там
Не быть успеха; вера как без дел
Мертва, так мертвы и дела без веры. Вильям.
Нет, мой отец, я не дерзнул бы камень
Краеугольный храму положить
Без веры и без указанья свыше.
Не сам я в зодчие себя назначил;
В минуту пламенной молитвы,
Когда, перед распятым распростертый,
Я слезы лил об угнетенных братьях,
И чашу горькую да отведет
От них, его молил, – тогда в моей
Груди, торжественна и лучезарна,
Явилася внезапно мысль о новом мире,
И успокоилась душа моя.
Не родину для поприща покинуть,
Но мех для нового напитка новый
Взять он велит, чтоб древо юное
На девственной земле взросло
Без ядовитых старых соков
Развратной европейской почвы.
Фокс.
Ты понимаешь ли ответственность,
Какую на себя возьмет строитель
Евангельской общины в новом мире?
В Америку селились до тебя
Анабаптисты, пуритане;
Однако подвиг что-то их не виден,
Их цель была бежать от притеснений.
Будь осторожен,
Изведай чистоту своей души:
Нехристианский Соломонов храм
Условьем первым зодчему поставил
И всем работающим – чистоту…
Не та ли же развратная Европа
Тебя вскормила на груди своей,
Не принесешь ли ты с собой
Начало заразительных болезней?
Ты вспомни, что в плену рожденные
Страны обетованной не видали;
Они, сам Моисей, нечисты были,
Им рабство запятнало душу,
И Иегова их схоронил в пустыне.
Найдется ль твердость у тебя, мой сын,
С смирением, с невинностью души
Святую мысль твою исполнить?
Не погуби себя – и ты Христов!
А страшные тут будут искушенья:
Ты поведешь в далекую страну
Толпу людей несчастных, бедных,
Ты дашь им корабли на море,
Ты дашь им лес и поле на земле,
Ты дашь закон твоей общине юной;
О, горе, если дух твой вознесется,
И ступишь ты на новый материк
Не так, как брат, один из братьев,
А как глава и как создатель храма, –
Глава, себя избравший сам;
И если в сердце есть твоем
Малейшая хоть доля самолюбья,
Она ведь тоже даст росток,
И силен рост дурной травы.
Вильям.
О нет, поверь мне, мой отец,
Не властелином буду я страны,
Которую на равенстве стремлюсь
Евангельском, незыблемом поставить.
Я землю братьям всю отдам, – себе
Возьму клочок, расчищу сам его
И потеряюсь между братий.
Фокс.
Мирская слава загремит тогда;
В других добру дивиться любят люди;
Для них герой великий тот, кто может
Богатством пренебречь и властью.
И эта слава до тебя дойдет,
И позабудешь ты, что славен он
Один, тебя орудием избравший.
Своею красотой прельстился ангел,
Забыл творца и в себялюбье гордом
Он с неба удалился в преисподню;
Но что ужаснее всего – увлек
В свое паденье легион духов,
Его влиянью подчиненных.